Джеймс дернул ручку водительской двери — она распахнулась.
— Какого черта! — закричал сидевший в машине мужчина, широко раскрыв глаза от удивления.
Джеймс наставил на него пистолет. Сердце билось так, словно вот-вот выскочит из груди.
— Руки вверх! — приказал он, почти срываясь на визг. Голос подростка еще не сформировался, ему было трудно найти интонацию, которая внушала бы уважение.
Понимая, что Джеймс с его испуганно-виноватым выражением лица вряд ли произведет нужное впечатление, Эйб вышел вперед.
— Вон из машины, — скомандовал он парочке. — Руки не опускать!
В этот самый момент Джеймс заметил нечто такое, что заставило его похолодеть. Мужчину, которого он держал на прицеле, звали Клод Дитер — это был один из лучших его клиентов на вокзале. Клод был хорошим человеком.
Разум снова вернулся к Джеймсу. Он сунул пистолет обратно в руки Эйбу: «Я сваливаю». Товарищи даже не пытались его остановить. Они дали ему скрыться в темноте. Джеймс добежал до дороги — пот струился градом по всему телу, мысли о содеянном заставляли сердце сжиматься от отчаяния. Сначала он хотел пойти в полицию и сдать друзей. Но в Индиане начала 1930-х ни у кого не было иллюзий относительно истинного значения слова «правосудие» применительно к черным парням. Да и потом, убеждал он себя, Эйб и Томас наверняка просто взяли пару долларов. Все будет хорошо.
За поворотом показался мост на 38-й улице. Когда он ступил на него, где-то вдали прогремело три выстрела.
Тогда Джеймс еще не знал, что стреляли в Клода Дитера. Перед смертью в больнице Клод указал следователям на мальчиков. Очень скоро дом матери Джеймса окружили патрульные машины. Войдя внутрь, полицейские нашли мальчика под простынями на кровати и арестовали его. Когда они выталкивали его на улицу, Джеймс услышал крики матери: «Боже, смилуйся. Господи Иисусе, дай мне сил!»
В течение следующих двенадцати часов повсюду в Индиане начались разговоры о необходимости линчевать заключенных. В тот исторический период правосудие для чернокожих далеко не всегда предусматривало судебное разбирательство, решение судьи или жюри присяжных, состоящего из людей того же социального положения и цвета кожи, или хотя бы приговор о заключении под стражу. Случалось, что все ограничивалось жестокой расправой, учиненной разгневанной толпой белых. С 1882 года по 1960-е годы, когда заявило о себе движение в защиту гражданских прав, жертвами линчевания в США стали приблизительно три с половиной тысячи афроамериканцев. Не прошло и дня с момента убийства Эйбом и Томасом Клода Дитера, как за стенами тюремной камеры Джеймса послышался нарастающий шум и гул голосов, который не сулил ничего хорошего. Толпа окружила вход в тюрьму — в руках у нападавших были веревки. Потом поговаривали, что гнев толпы подогревали члены ку-клукс-клана. Несмотря на все попытки полиции не допустить проникновения людей в тюрьму, двое мужчин выломали дверь, орудуя кувалдами. Толпа хлынула в здание. Звук шагов заглушали выкрики расистского содержания. «Кровь за кровь» — на другое толпа не была согласна.
Толпа вытащила Томаса Шиппа из здания в благоухающую летнюю ночь, без остановки награждая ударами и пинками, и привязала его к решетке одного из тюремных окон. Потом настал черед Эйба — его протащили по улице по направлению к зданию суда, беспрестанно молотя кулаками, каблуками и битами. Набросив на шею петлю, его повесили на клене. Эйб вырвался из пут и схватился руками за душившую его веревку, жадно глотая воздух.
Джеймс в ужасе наблюдал из окна своей камеры за тем, как толпа спустила Эйба вниз с дерева, переломала ему руки битами и вздернула обратно. Когда Эйб умер, мстители отвязали Томаса от решетки и повесили его рядом с Эйбом на клене. На месте казни присутствовал профессиональный фотограф, которого позвали запечатлеть расправу. Фотограф не спеша расставил оборудование для съемки, направив мощные лампы на дерево так, чтобы в сгущающейся тьме были отчетливо видны тела.
Джеймс думал о преступлении, в котором оказался замешан. Он спрашивал себя, как бы все обернулось, если бы он сам пришел в полицию и сдал Эйба и Томаса, когда еще мог это сделать. Может быть, вместо того чтобы убегать, он должен был попытаться остановить их. Теперь уже трое были мертвы, а толпа повернула назад, движимая жаждой новой крови. На минуту ему даже показалось, что он сам виноват во всем произошедшем. Может быть, он действительно заслуживал смерти.
