— И долго будешь, — спросил Василь, — долго будешь тако, дойлид[78] Антон, из сыпучего праха, ни себе, ни людям строить?
— Разве замок плох? — продолжая трудиться, невозмутимо возразил Зодчий.
— Куда как хорош! — усмехнулся Василь; зеленопанцирный краб, сослепу ткнувшийся в твердыню венецианца, переполз ров и вломился в толщу обводного пояса, круша все на пути сильнее, чем сотня кулеврин.
— А по мне — добрая крепость, — Тудор, взяв морское диво двумя пальцами, отнес его к близкой воде и вернулся к постройке. — Добрая, удобная к защите. Погляди, Василь, как все измыслено! Подойдет с той стороны ворог — его уже вдалеке встретят ратники, сидящие в барбакане[79], немало войников оставит перед ним супостат. Далее — малая стена, французы зовут ее мерлоном[80]; и эту возьмешь не сразу. За нею — ров... На башнях есть амбразуры для наряда, ворогу же пушки ставить негде, слишком крут предо рвом подъем. Меж вершинами стен и башнями — подъемные мостки, полу — башни; если падут, их легко обстреливать с тылу, с донжона... Везде — расчет, все — ближе полета стрелы, все со стен видно во все стороны. Такую бы крепость — нашему Белгороду на Днестре. Только не из песка бы, в камне.
Мессер Антонио с интересом слушал обычно несловоохотливого молдаванина.
— Вы не ведаете, синьор и друг, — продолжал сотник, — как нужен новый замок нашему городу, всей Земле Молдавской! Взгляните, вот она! — Тудор, схватив щепу, начертил ею у моря широкий овал. — А тут Белгород, — сотник положил на черте камень, у самой волны. — Сей город — земли нашей гортань, им Молдова в сине море дышит. Сдави его ворог — и не станет дыхания моей земле! И не одной лишь ей. Через Четатя—Албэ держат путь к Востоку купцы Мадьярщины и Польши, Германии, Литвы, Ливонии, Италии. Через эти врата проходят фландрские и генуэзские сукна, фламандские брокарты, вина Архипелага[81], оружие и пушнина из Московии — все, чем богаты восток и запад, север и юг.
— Для турок Белый город — тож врата, — вставил Бердыш. — К той же Молдове, Литве, Польше. К нашей Руси...
— Потому и надо его крепить, — улыбнулся Тудор. — Немедля, пока не подступил осман.
Зодчий слушал рассуждения воинов с интересом.
— Но у вас уже есть там крепость, — заметил он. — Судя по имени — белая.
— Была белая в прежние дни, ныне серая, — сказал сотник. — Скорее — золотистая, как тот песок на солнце. Но крепка — не гораздо. Сейчас покажу.
Тудор, отойдя шага на три, начал строить свою твердыню, какой она была в тот тревожный год. Насыпал у воды холмик, вылепил на нем цитадель, наметил торопливо стену главного двора, бревенчатый тын вкруг второго.
— Да, покамест надежен один донжон, — подтвердил мессер Антонио. — Нужно опоясать камнем весь холм, чтобы неоткуда было противнику идти толпою на штурм... Нужны добрые башенные ворота. Но главное — ров, хороший ров...
Под уверенными движениями Мастера вокруг крохотной цитадели начали расти новые стены, поднялись башни. Отрытый мгновенно глубокий ров стал быстро наполняться морской водой...
— Именно так, синьор и друг, — с восхищением одобрил молдавский сотник. — Словно ваша милость побывала на месте и видит своими очами, где что надо возводить. Остается одно — построить нам эту крепость в камне. Доброго зодчего город наш ждет давно! Ждет вся земля!
— Земля Молдавская... — проговорил задумчиво Мастер. — Расскажите мне о ней, рыцарь, еще...
Тудор поудобнее уселся на выброшенном морем бревне, лицом к заходу солнца, словно хотел, повествуя, видеть родимый край.
— Древнее имя наше — волохи, — начал витязь. — Испокон веков населяли мы заднестровские земли...
Тудор рассказывал о том, как жили его предки, в дружбе со славянами, основавшими многие города и села на тех же землях, рядом с волошскими, о нашествии Чингизидов, оттеснившем их вместе в горы, о том, как возвращались на отчины прадедов, тесня в свою очередь захватчиков. О господарях и витязях, прославивших Молдову за два столетия, как стала она княжеством, о плохих и вероломных, слабых и жадных князьях, каких было на ней еще больше. Перед слушателями сотника вставали, как живые, храбрые воины — пахари той земли, спесивые и алчные бояре.
