Но вот вступила, наконец вступила во храм Сенарега святая, бесценная реликвия! Возгорелись во храме нимбы бесчисленных свечей, вознеслись молитвы. И запел торжественно, настраиваясь на ходу, грубоголосый, стараниями Конрада обученный хор ратников и замковых прачек, возвещая, что состоялось малое открытие часовни и доступна она с того часа для всех. Великое, главное освящение будет отпраздновано позднее, после торжественного молебна, и сопровождено проповедью.
Потом началась выгрузка всего, что привезла в Леричи галея. Слуги, моряки и ратники на больших челнах везли к берегу, а потом волокли к замку малые кулеврины[50], порох, ядра, пищали, мечи, алебарды, откованные в Каффе, крепкие арбалеты, пучки дротиков и стрел. Для хозяев привезены были вина, пряности, благовония, тонкие одежды, несколько зеркал, для хозяйства — сосуды, кухонная утварь, полотна, ковры. Сгрузили свинец, краски, дверные петли, засовы, запоры, оконные толстые стекла, ковальное железо. Доставили по складам и товары для торга и обмена со здешними дикарями — оружие, красно выделанные шишаки, перья для шеломов, плети для рабьих спин, сукна, шелка, брокарт[51], парчу, чеканные сосуды, венецийский хрусталь и многое иное, способное прельстить не только кочевых ханов, но и польских, и литовских панов, и московских да молдавских бояр и боярчат.
Потом стали грузить корабль. Понесли на него мешки с хлебом, бадьи с медом, огромные круги свечного воска, сало, множество кож, льняную пряжу и полотно, а главное — бережно укутанные в тонкую ткань куны и соболи — драгоценные связки пушнины, золото севера и Поля.
Пока таскали товары, в замке вершил дела, для которых прибыл старый каффинский нотариус. Мессер Никколо составил и скрепил подписями свидетелей много важных бумаг, среди которых, под гербом Генуэзской республики, — акт о вступлении ее честных граждан во владение участком земли, отданным им Великим княжеством Литовским, акт о владении замком со всеми постройками, завещания старших братьев — мало ли что могло случиться с ними здесь!
Благословив немедля отплывавших отца и сына — галейное время дорого, — отец Руффино отклонил предложение отдохнуть перед великой мессой в отведённой ему лучшей комнате донжона и поднялся на вершину сторожевой башни. Отсюда патеру были хорошо видны выросшие за его отсутствие надежные укрепления, служебные постройки и жилье, отправляющийся корабль. Не Каффа еще, далеко не Каффа, но дайте срок!
В первый раз, несмелым теноровым ударом, колокол новой часовни позвал жителей замка к молитве. Отец Руффино еще раз окинул довольным взглядом созданное его стараниями каменное гнездо и стал спускаться по крутой лесенке вниз.
2
Отзвучал торжественный, с особым величием гремевший среди здешних пустынь «Tе, Dei, laudem!»[52]
Отец Руффино, сняв расшитый золотом стихарь, поднялся на кафедру и обвел вдохновенным взором присутствующих. Здесь были католики, православные, даже мусульмане. Но обращался патер прежде к своей временной пастве — правоверным сынам и дщерям апостолической церкви римского святого закона. От семени, которое пастырь заронит в души своих овец, зависело много из того, что замыслил он сотворить.
— Я расскажу вам, дети мои, печальную, но поучительную, не выдуманную притчу, — чуть склонясь к верующим, начал монах. — О том, что случилось в блаженной памяти годы завоевания святого гроба истинного господа нашего Иисуса Христа. Несколько святых воинов христовых, иночествующих рыцарей из ордена святого Иоанна, после взятия крестоносными войсками Иерусалима продвинулось на самую границу нового христианского королевства, за пределы святых земель. Здесь, среди скалистых гор на краю дикой пустыни, братья — рыцари и их оруженосцы — послушники построили крепкий замок, оплот Иерусалимской державы против неверных мусульман.
«Точно так же, как братья — фряги — свой замок на этой земле, — отметил Тудор, пока монах делал выразительную паузу. — Притча вправду поучительна для братьев с челядью».
— Поначалу все было хорошо, — продолжал святой муж — Христовы воины жили дружно, молились истово, сражались с врагами веры победоносно. Набеги неверных варваров, — аббат раскинул руки, будто обнял все огромное Поле, — набеги жестоких мучителей христиан один за другим разбивались о замок рыцарей. Но диавол, конечно, не оставлял своих козней, не терял надежды сей оплот веры сокрушить и развеять во прах.
