— Эх, Ле Комб! Если бы ты побыл хоть немного на моем месте, ты бы знал, что в этой жизни только самые гадкие версии становятся реальностью! Вот только, если он Самозванец, то почему он не накинулся на меня, когда мы встречались?
— Возможно, мой король, он испугался Эркюля?
— Не знаю, Ле Комб. Думаю что-то другое. Если я умею разбираться в людях, а поверь мне, я умею это делать, хотя иногда и позволяю себя обманывать, то этому Хорсту было наплевать на десяток таких Эркюлей. Тут что-то другое, мой Ги. И тебе нужно очень постараться, чтоб выяснить все эти несуразности. Я на тебя надеюсь.
— Хорошо, мой король, я займусь этим со всем возможным тщанием. Но что сейчас делать с Ланом и его самозваным бастардом?
— Ни-че-го, — отчетливо, по слогам, произнес Хильдерик. — Ничего, Ги! Ничего, что может ему повредить! Оберегать, следить, докладывать мне! Ежедневно! Если обвинения окажутся ложными, но все-таки прозвучат, мы с тобой никогда не отмоемся от тех помоев, в которых нас искупают мои дорогие подданные. Все-таки Лан очень любим в стране. Да и этот… маркграф. Умеет нравиться публике. Да, вот еще что: нужно усилить охрану дворца. Потому что если все-таки ты прав, то… дай нам Всеблагой, чтобы ты ошибался! Всё, мой любезный Ле Комб, занимайся делом. Зайди к де Брину, возьми у него триста, нет пятьсот монет на это дело. И занимайся только им! Это сейчас самое важное! И интересное. Ступай!
— Спасибо, Ваше Величество, — поднимаясь, поблагодарил Ле Комб. — И последнее.
— Ну что еще, Ги?
— Наш Лан последнее время водит дружбу с неким Гровелем.
— А это еще кто?
— А это, Ваше Величество, тот человек, при упоминании о котором начинают трястись от злости Ротсворды, Сальвиари и Езефы. Обычно он занимался разведением лошадей, торговлей, немножко строил, а теперь о нем говорят, как о самом богатом человеке королевства, сумевшим облапошить этих, без сомнения, искушенных людей.
— Вот как? И что же вызывает подобную… дрожь?
— Я не особенно вдавался в детали, мой король, но ходят слухи о какой-то афере, которую провернул этот купчик. Что-то такое, что теперь наши менялы сидят не на мешках с золотом, а по уши в дерьме и ждут-недождутся следующей выплаты денег из казны в покрытие королевского долга перед их лавками.
— Подожди-ка! Если я правильно понял, от выплат моего казначея де Брина теперь зависит будущее этих мошенников?
— Очень на то похоже, Ваше Величество.
Король подскочил в кресле и вновь забегал по кабинету:
— Ты сегодня превзошел себя, Ги! Так много интересного происходит в моей стране, а король сидит как в… как в тюрьме! Нет, на тебя я это взваливать не буду. Но эта новость ничуть не хуже первой. И всюду мой Лан! Что же это творится? Де Брин ежемесячно тратит на выплаты этим душегубам до четверти моих доходов, а между тем, находится кто-то, кто заставляет их раскошелится! Зачем мне де Брин, если не он самый сведущий в финансовых вопросах подданный моей короны? Я хочу видеть этого человека! Как его?
— Гровель, Ваше Величество! Ганс Гровель.
— Пусть будет Гровель. Я все равно хочу его видеть! Но не сразу. Сначала мне все нужно о нем разузнать! Есть у тебя кто-нибудь смышленый, Ги, кому можно поручить такое дело?
— Конечно, Ваше величество и даже не один. Молодой Канэ рвется в бой. Неглупый, энергичный, он Вам понравится, мой король. Или Сорзон, тоже многообещающий юноша.
— Хорошо, Ги, очень хорошо! Поручи кому-нибудь из них. И жду уже завтра на доклад! Вас обоих. А сейчас, иди, мне нужно хорошенько подумать!
— До завтра, мой король!
Ле Комб бесшумно скрылся за портьерой, а король опять наполнил кубок.
Эрни еще дважды обновлял содержимое кувшинов, и к вечеру король уснул в кресле в совершенном изнемозжении. Но верный слуга готов был поклястся, что у короля было в тот день очень хорошее настроение, чего не случалось уже давно.
