Но ни Хорста, ни его папаши — маршала Бродерика, в полупустом доме не оказалось. Всклокоченный слуга передал ей записку, прочитав которую, она ещё долго не могла поверить, что всё происходящее — не сон. А в записке было следующее:
«Дорогая моя супруга!
С болью в сердце должен сообщить, что покидаю Мерид по делам государственной важности и очень расстроен, что не могу сообщить о том лично. Надеюсь вернуться. А пока, до моего возвращения, ты, Екатерина, остаёшься полноправной хозяйкой в этом доме. Надеюсь, по приезду не разочаруюсь в тебе.
Твой муж, Хорст Ланский.»
В тот же самый час за Бретольские ворота, что располагались в том месте, где старый участок городской стены смыкался с новым (издалека была заметна разница в кладке: посмотришь от ворот направо — видишь мощь и несокрушимость древней твердыни, посмотришь налево и становится понятно, что в случае осады лучше бы находиться где-нибудь в другом месте), выезжал небольшой караван, провожаемый всхлипывающей толстухой.
Всякий, кто прожил в окрестностях улицы Сапожников хотя бы неделю — без труда узнал бы в пожилой расчувствовавшейся тетке Эльзу, хозяйку богатого купеческого дома, что стоял на пересечении этой улицы с Тевьенским трактом.
Она шла рядом с замыкавшим кавалькаду мулом, на котором восседал одетый в походный костюм известный всему королевству негоциант Ганс Гровель. Он выглядел до невозможности довольным тем, что наконец-то покидает пределы столицы, несколько раз порывался (и пару раз таки сделал это!) пнуть животину пятками в пузо, чтобы ускорить её неторопливый ход, но упрямая скотина лишь жалобно всхрюкивала и вовсе не желала ускоряться! Гровель решил, что здесь, на людях, не станет связываться с бестолковой тварью, но за городом воплотит в жизнь все свои самые черные помыслы в отношении несчастного животного!
И пока Гровель предавался мечтаниям о скорой и страшной мести, его распереживавшаяся нянька бубнила:
— Ну куда тебя несет-то, Ганс? Чего ты там забыл? То тебе герцогиню в жены подавай, теперь торговать с нелюдьми вздумал… Оставался бы дома, женился бы, в самом деле, что ли? Детишек бы завел. Уж я бы за ними ходила. И к доктору тебе надо: видать, правда, головой сильно ударился, коли потянуло тебя сразу во все стороны! Ганс, подумай пока не поздно, а? И хозяйство на кого оставляешь? На старуху глупую, да на мальца несмышленого? Оберут нас оглоеды твои — Жаком с Карлом. Обманут, вот тебе Святой Круг, обманут!
— Эльза, — важно отвечал Гровель, — не лезла бы ты со своими бабскими соплями в мужские дела? Что ты можешь в этом понимать, а? Да и вернусь я скоро — до снегов ещё вернусь. Ты, главное, следи, чтоб Рене учился, чтоб не ленился приказчиков каждую неделю проверять. И если жаловаться на них станет — рассуди. А в торговые дела не лезь — я им всё уже обсказал, как правильно сделать…
На крупе гровелева мула сидел упомянутый юнец и, выглядывая вперед из-за спины купца, деловито пересчитывал лошадиные хвосты, маячившие перед ними на дороге.
— Да, тетка Эльза, — подхватил он слова Ганса, — справимся! Не впервой, поди!
— Чего-о, молокосос мелкий? — Нянька остановилась и привычно уперла руки в круглые бока, собираясь устроить трепку мальчишке. — Чего это тебе не впервой?!
Рене быстро догадался, что ляпнул что-то не то, скользнул с мула на мостовую и без усилий затерялся где-то между стоявшими на обочине телегами, ожидавшими досмотра стражи.
Эльза сплюнула сквозь щербину, подхватила подол юбки, и, смешно переваливаясь, побежала догонять отъехавшего чуть вперед Гровеля, заводя на ходу свою нескончаемую песню:
— Ганс, постой, Ганс! Ты мне так и не ответил — куда тебя несет…
Маршал Бродерик, ехавший чуть впереди, часто оглядывался на Гровеля и его няньку, и в такие моменты под седой бородой угадывалась зарождающаяся улыбка.
Хорст, возглавлявший колонну, уже выехал за пределы города и, вдохнув полной грудью дрожащий маревом теплый воздух, съехал на обочину и остановился, показав рукой замешкавшемуся виконту Сардо продолжать движение.
С согласия короля Бродерик взял с собой полсотни оруженосцев из числа молодых дворян, ещё не получивших шпор, но уже готовых к этому. Во главе их встал Хорст, к которому за неделю пребывания в Мериде — пока готовилась скороспелая свадьба — привыкли и горожане и обретавшаяся в столице знать.
