Еукам был самым молодым из последнего поколения Неспящих и иногда позволял себе выныривать из ЗАбытия на поверхность, прерывая ненадолго свой Не-сон, чтобы посмотреть сквозь дыру в шатре на многочисленные Глаза Оорга, глядящие по ночам с его Высокого Черного Лица на Живущих. Ведь там, где Еукам был Неспящим, около чуть колеблющихся Бран, было невозможно скучно — оказывается, нельзя смотреть вечно ни на пламя, ни на струящуюся воду! Даже эти зрелища со временем приедаются. Случались, конечно, и там вещи очень необычные… Да вот взять хотя бы недавнее Перемещение! Слуги Сильного побаловались, а троим лысомордым теперь предстоит много жизней подряд исправлять свои Назначения. Еукам хохотал вместе с остальными Неспящими, видевшими эту выходку молодых Слуг — правду говорили Большие Шаманы: нельзя наделять великой Силой тех, кто не может чувствовать и не способен думать чуть дальше, чем видит его глаз.
А сам Сильный в это время свернулся где-то между бранами шестнадцатого слоя нереальности, и ничего не видел — учился работать со временем. На то он и Сильный, чтобы испытывать свою силу в битве с Текущей Вечностью. Никому из прежних — даже Ооргу Праотцу не удавалось с ней справиться, но Сильного не зря назвали именно так. У него должно было, наконец, достать сил для перенаправления течений внутри Вечности, их разделения, петлевания и прочих приемов, названия которым Знающие придумали ещё в те годы, когда не существовало ни Оорга, ни его Шестнадцатисторонника Больших. Но придумать название — не значит понять и осилить! Это только глупые лысомордые думают: повесил на предмет бирку со словом, и сразу стала понятна его сущность! Должна была Вечность дождаться Сильного, чтобы стать послушной своему Создателю, бесконечное количество раз воплощавшемуся в разных Знающих для понимания созданного им. И только став Сильным, он смог надеяться на победу в почти вечном состязании со временем, сотворенным, но непонятым.
Некоторые племена оорги делают самовозвращающиеся топоры — и ни один из мастеров не в состоянии объяснить, почему топор, в случае промаха, возвращается к бросавшему. Так и Сильный, ещё будучи Первым, создал из своего Сна Сущее и То, что внутри Бран. А вместе с тем, что внутри Бран, вдруг появилась Текучая Вечность, и как ни бился над нею Первый, но шанс понять и приручить её появился лишь недавно, когда он стал Сильным.
Еукам часто размышлял об этом, сторожа свою грань, и иногда, когда размышления заходили в тупик, позволял себе проснуться от Не-Сна, выныривая в Бытие на некоторое время. Остальные Неспящие придерживались старых заповедей и никогда не позволяли себе прервать свой Не-Сон, который стороннему ооргу, непосвященному в таинства Шаманских Обращений, показался бы самым праздным сном из всех, доступных Живущим.
Шаман глядел в глаза Оорга-Праотца уже вторую закладку кизячного угля, когда под полог без разрешения вползла старая ведьма. Еукам хотел притвориться Наблюдающим, однако Жалыдын Туурдек не зря была ведьмой: поквохтав по-перепелочьи, что должно было означать смех, она подползла к шаману и больно стукнула его берцовой костью шакала по носу! Как раз в то место, где уже третий день собирался соскочить сезонный чиряк!
Еукам взвыл от боли, чего никогда не сделал бы, будь в это время Неспящим, а карга, устраиваясь удобнее над очагом и опорожняя в него свой мочевой пузырь, запела пробуждающую Сагу.
Шатер окутался смрадным паром, Жалыдын недовольно заурчала и принялась раскидывать почти затушенные угли по сторонам.
— Что ты делаешь, старая дрянь?! — Уговорив чиряк не болеть, возмутился Еукам. — Кто теперь разожжет мне очаг? Кто будет настолько смел, что позовет одного из Шестнадцати?
— Дурак, — проскрипела ведьма, — неужели ты не понял, почему тебе теперь не нужен очаг? И такого барана назвали Неспящим! Лучше бы твою никчемную жизнь передали Журчиру, как просила я! Оборотов на тридцать её хватило бы, а Он бы — не проспал! И не надо никого звать, я уже здесь!
— О чем ты говоришь, Ооргова Задница? — На всякий случай спросил Еукам, но понимание уже вошло в его сознание, и от этого тело неопытного шамана предательски задрожало часто-часто, и Разбуженный, а теперь его следовало называть только так, возопил: — Он вырвался?! Балтар Назерил?!
