Целых четыре квартала он прошагал за юной чаровницей, поминутно оглядывающейся, прикрывающей смазливое личико кружевной накидкой и часто смеющейся высоким дробным смехом, к которому так хотелось присоединиться! Она скрылась за дверью цирюльни, а усатая рожа с уродливым шрамом от правого виска к середине подбородка, мелькнувшая в темном проеме, заставила Хорста забыть о своем желании войти следом. А потом по улице прогарцевали на тонконогих лошадях несколько королевских пажей (во всяком случае, Хорст счёл, что так богато могут быть разряжены только королевские слуги), и их великолепие оставило образ симпатичной хохотушки где-то в далеком прошлом. Хорст прошел за ними до железных ворот, пропустивших всадников и закрывшихся перед его носом.
Пришлось повернуть налево, и, пройдя полсотни шагов, Хорст оказался перед пустырем, через который пролегала мощеная булыжниками дорога, а с обеих её сторон возносились в небо редкие колья. На нескольких из них были нанизаны подобно страшным бусам человеческие головы. А в синей выси пронзительно каркала стая ворон, кружащаяся над зловещим местом. Хорст сообразил, что случайно забрел на знаменитую на всю страну Аллею Одиноких Голов, где государственным преступникам давали последнюю возможность посмотреть на страну, которую они предали. Не испытывая никакого желания знакомиться с достопримечательностями печальной аллеи, Хорст кругом обошел смердящий мертвечиной пустырь и почти бегом заскочил в первый попавшийся переулок.
Перемещаясь таким затейливым образом по древним извилистым путям великого города, Хорст не заметил, как заблудился. Впрочем, это наблюдение его не сильно расстроило — ведь вряд ли был в Мериде человек, не знающий как пройти к новому дому купца Гровеля, что стоял на пересечении улицы Сапожников и Тевьенского тракта, а стало быть — и волноваться не о чем! И Хорст с новыми силами свернул в очередной переулок.
Остановиться пришлось на Старой Каменной дороге, пропуская перед собой длинную вереницу телег, везущих говяжьи и бараньи туши. Увидев проплывающие перед ним груды свежего мяса, Хорст вспомнил, что уже давно ничего не ел и живот недовольным урчанием тотчас подтвердил эти смутные подозрения. На противоположной стороне дороги, чуть правее перекрестка, над высокими дверями с резными ручками обнаружилась большая красочная вывеска «Свинья в ландышах» — вчерашнему крестьянину пришлось изрядно напрячь свою память, но прочитать надпись он сумел. Ароматы, доносившиеся с той стороны, оказались посильнее, чем затхлая вонь городских улиц: чуткий нос Хорста почуял жареные грибы, сыр, что-то копченое, и ещё несколько странных, незнакомых прежде запахов, каждый из которых мог свести с ума любого, кто не ел хотя бы пару часов. Довольная свинья, толково изображенная вместе с цветами в перекрестье двузубой вилки и изогнутого ножа, призывно улыбалась, сжимая копытами сочный окорок, и ноги сами, не дожидаясь решения Хорста, понесли его голодный живот и одуревшую от запахов голову под манящую вывеску.
Переступая через порог, Хорст на мгновение замешкался: он попросту испугался, что не сможет вести себя здесь как подобает обладателю столь круглого пуза и такого количества золотых колец. Но грузное тело и почуявший еще больше запахов нос перевесили — проголодавшийся бедняга буквально вкатился внутрь, запнувшись о порог.
В неожиданно просторном зале «Свиньи» навстречу гостю устремился юный служка, на голове которого колыхался веселый ободок с поросячьими ушками. Под густыми, почти сросшимися бровями бегали темные глазки, четко и быстро оценивавшие платежеспособность клиента. Остановившись на туфлях посетителя, они замерли на мгновение, лицо озарилось искренним радушием, на миг даже показалось, что парень лопнет от счастья лицезреть перед собой столь долгожданного гостя. Не дойдя до Хорста пары шагов, свинские ушки склонились в глубоком приветственном поклоне, и ломающийся басок нарушил тишину заведения:
— Добрый день, уважаемый! Желаете отобедать?
— Ага, — не стал отказываться Хорст. — Желаю. Отобедать. Только где-нибудь, где мне мешаться никто не будет. Найдется такое местечко?
