Это письмо «старому приятелю и благодетелю Андрею Петровичу» было написано 14 марта 1706 году на русском языке; оно хорошо показывает, насколько близок был Спарвенфельд к пленным. В частности, он благодарит Измайлова за постоянную переписку и «обещанную Библию». Сообщает о том, что посетил Головина и тот «здоров слава Богу», но нуждается в деньгах, которые он, «униженный слуга Ивашка Спарвенфельд», готов помочь ему получить.
Для русских пленных общение со Спарвенфельдом в условиях практически полной изоляции было чрезвычайно важной частью их жизни. Через него они узнавали о том, что происходило в самой Швеции и за ее пределами, и сведения эти, как правило, вскоре становились известны в России. Например, он рассказал им о страшном пожаре в Упсале в 1702 году, во время которого сгорела большая часть древней шведской столицы, в том числе и бесценная библиотека Упсальской академии. «В Стокгольме все в печали» — так прокомментировал это события Хилков в письме к главе Посольского приказа Федору Головину. С особым вниманием генералы и резидент слушали сообщения церемониймейстера о положении других русских пленных, прежде всего рядовых и гражданских лиц, связь с которыми практически полностью отсутствовала. От него они узнали об аресте и смертном приговоре, вынесенном в 1701 году купцу Сидору Михайлову, который на рынке «ругал» шведского короля, а спустя некоторое время они вместе радовались новости о его помиловании после принесенных им публичных извинений[90].
Часть информации, сообщенной Спарвенфельдом, вызывала в Посольском приказе особый интерес. Например, та, что содержалась в письме, которое пришло через Гаагу и Копенгаген в Москву в конце 1702 года. В нем русский резидент передал информацию, услышанную им от приходившего к нему церемониймейстера, о том, что в Архангельск отправилось шесть шведских кораблей, что король Карл XII готовится к атаке Пскова, а генерал Веллинг отправлен в Стамбул для того, чтобы, как писал Хилков, «нарушить с нашим государем Вечный мир». Интересно, что сам князь считал эту информацию недостоверной, так как не имел подтверждений из других источников. Он был уверен, что Спарвенфельд сказал это для того, чтобы «склонить русских к миру». Точка зрения русского резидента весьма примечательна, особенно если принять во внимание обвинения, с которыми все чаще приходилось сталкиваться королевскому церемониймейстеру. Многие в Стокгольме стали смотреть на него с подозрением и опаской и за спиной шептаться о том, что он помогает противнику, а иные и вовсе называли его предателем. Некоторые члены Королевского совета указывали ему на «непозволительную близость к русским» и что он слишком дружественно ними общается.
Тем не менее ему удалось получить разрешение у советников на то, чтобы поселить у себя дома русского пленного Ивана Чепелева. Сын московского дьяка был необходим ему для разъяснения значения и правильного написания некоторых слов[91] в его титаническом труде над составлением славяно-шведского словаря. Это сотрудничество продолжалось недолго, так как власти обвинили Чепелева (а на деле и Спарвенфельда) в том, что он во время свободного передвижения по городу передавал тайные письма русских.
Несмотря на трудности, общение между Спарвенфельдом и русскими пленными продолжалось. Когда резидент Хилков и его секретарь Манкиев решили написать исторический труд, который позже назвали «Ядро российской истории»[92], он дал им для работы много книг из своей библиотеки, в том числе работы Петруса Петреуса и Лаурентиса Готуса. Библиотека Спарвенфельда, кстати, даже во время войны пополнялась книгами на русском языке. С благодарностью он принимал их в дар от русского резидента Хилкова[93] и от дипломата Измайлова.
Установившиеся дружественные и сочувственные отношения в конечном итоге стали рассматриваться шведскими властями как фактор определенного шантажа. Как только королем или советом принималось решение об ужесточении режима содержания русских пленных, тут же церемониймейстеру запрещали к ним ходить. Безусловно, Юхан Габриэль Спарвенфельд не только был великим ученым, но и обладал подлинно гуманистическим мировоззрением. Помогая Хилкову и русским генералам в Швеции, он в то же время взял к себе в дом сына содержавшегося в русском плену шведского резидента Томаса Книперкроны, пообещав «помогать советом и быть добрым приятелем в нужде». Все это, безусловно, выделяет фигуру Ю.Г. Спарвенфельда среди современников.
