Алекс кашляет несколько раз и отворачивается, словно не может больше смотреть на мои мучения.
— Не верю, что это снова происходит. — Он прочищает горло и вновь поворачивается ко мне. — Что сказал Девлин? Ты, должно быть, нужен ему по какой-то определенной причине.
Чем больше он узнает, тем глубже погрязнет в этом дерьме. Я не могу позволить, чтобы это произошло.
— Я что-нибудь придумаю.
— Ага, как же. Я не уйду отсюда, пока ты мне не расскажешь все, что тебе известно.
— Что ж, тогда, думаю, ты тут надолго. Лучше устройся поудобнее.
Вестфорд стучится и снова входит в комнату.
— Я позвонил своему другу Чарльзу. Он уже в пути.
Миссис Вестфорд появляется в комнате в следующую же секунду с подносом в руках.
— Бедняжка, — говорит она, ставя на стол поднос и подбегая ко мне. Она внимательно изучает мою рассеченную губу и синяки на лице. — Как это произошло?
— Вам лучше не знать подробности, миссис Вестфорд.
— Ненавижу драки. Они ничего не решают. — Она ставит поднос мне на колени. — Это куриный бульон, — объясняет она. — Моя бабушка говорила, что он все лечит.
Я не голоден, но мама Киары так горда приготовленным супом, что я проглатываю ложечку только для того, чтобы она перестала так взволнованно на меня смотреть.
— Ну как? — спрашивает она.
На удивление, теплый солоноватый бульон с лапшой не встает мне поперек горла.
— Просто отлично, — благодарю я ее.
Все они смотрят на меня, словно курицы-наседки. Я чувствовал себя лучше, когда Киара была рядом, но теперь я уязвим и не хочу никого видеть. Кроме нее. Куда же она пропала?
Когда приезжает доктор, у него уходит около получаса на то, чтобы осмотреть все мои раны.
— Ты, конечно, угодил в ту еще драку, Карлос. — Он поворачивается к Вестфорду. — Дик, с ним все будет в порядке. Сотрясения мозга нет, глубоких ран тоже. Ребра ему, конечно, помяли. Я не уверен, что у него нет внутреннего кровотечения, но выглядит он нормально. Подержите его дома пару дней, и ему должно стать лучше. Я вернусь в среду, чтобы еще раз осмотреть его.
Когда все спускаются вниз поужинать, Киара проскальзывает в комнату и останавливается у изножья кровати, глядя на меня.
— Прости, что рассказала им о случившемся. Но ты не настолько неуязвим, как думаешь. И еще… — Она наклоняется так, чтобы наши лица были на одном уровне. — Теперь, когда я знаю, что ты будешь в порядке, я решила не жалеть тебя. Если ты продавал наркотики, лучше тебе в этом признаться. Я знаю, что те деньги в конверте, который ты засунул в подушку, ты заработал, торгуя вовсе не магнитным печеньем.
— Ты мне нравилась гораздо больше, когда меня жалела, — отвечаю я. — И ты слишком высокого о себе мнения. Твое печенье я бы даром никому не впарил, не то что продал. И я не торгую наркотиками.
— Скажи мне, откуда ты взял деньги.
— Сложно объяснить.
Она закатывает глаза.
— У тебя всегда все сложно, Карлос. Я хочу помочь.
— Ты только что сказала, что больше не жалеешь меня. Зачем тогда помогать?
— О, у меня очень эгоистичные мотивы. Я просто не могу смотреть, как мой лжебойфренд страдает от боли.
— Так, значит, дело не во мне, а в тебе? — спрашиваю я ее.
— Да. И, к твоему сведению, ты испортил мне бал.
— Каким это образом?
— Если ты не заметил постеров, развешанных по всей школе, он через неделю. И если ты не можешь даже ходить, то уж точно не будешь в состоянии танцевать к вечеру субботы.
