Пока папа поторапливает Брэндона, я поджариваю пару яиц для Карлоса. Я слышу, как он спускается по лестнице, раньше, чем вижу его. На нем темно-синие джинсы, рваные на коленях, и черная футболка, которую как будто слишком часто носили и слишком часто стирали… но я могу себе представить, какой мягкой и удобной она от этого стала.
— Вот, — бормочу я, аккуратно ставя перед ним тарелку с яичницей и тостом и стакан свежевыжатого сока.
— Gracias. — Он медленно усаживается за стол, очевидно удивленный, что я приготовила ему завтрак.
Пока он ест, я загружаю посудомоечную машину и достаю из холодильника ланчи, которые моя мама заранее приготовила для нас. Когда спустя пару минут папа возвращается в кухню, с ним заходит и Алекс.
— Доброе утро, братишка, — говорит он, опускаясь на стул рядом с Карлосом. — Готов к суду?
— Нет.
Я хватаю ключи от своей машины и школьный рюкзак, оставляя их наедине. Пока я еду в школу, гадаю, не стоило ли мне остаться там, чтобы в случае чего смягчить удар. Потому что микс из трех мужчин в одной комнате, особенно если двое из них — своенравные братья Фуэнтес, может быть взрывоопасным. Учитывая, что одного из них собираются заставить записаться в школьную программу реабилитации для малолетних преступников. Я могу гарантировать: когда они расскажут об этом Карлосу — он слетит с катушек. У моего бедного папы нет ни единого шанса.
— ТАК ЧТО ты здесь делаешь? — снова спрашиваю я брата.
Я подозрительно смотрю на Вестфорда, сжимающего в руке чашку дымящегося кофе. Что-то явно не так.
— Алекс хотел присутствовать, пока я буду объяснять тебе, что предстоит нам сегодня. Мы попросим судью отпустить тебя под мою ответственность, но при этом ты обязан будешь стать участником специальной реабилитационной программы.
Я смотрю на свой недоеденный завтрак и швыряю в него вилку.
— Я думал, мы идем в суд просто для того, чтобы меня передали под вашу опеку. Теперь у меня чувство, что мне вот-вот завяжут глаза и дадут затянуться последней сигаретой.
— Все не так плохо, — говорит Алекс. — Эта программа называется «Горизонты».
Вестфорд садится напротив меня.
— Это специальная программа для подростков, оказавшихся в зоне риска.
Я смотрю на Алекса, надеясь, что он объяснит мне это на человеческом языке. Алекс прочищает горло.
— Она для ребят, у которых были проблемы с законом, Карлос. Тебе придется ходить на занятия после школы. Каждый день, — добавляет он.
Они что, шутят?
— Я же сказал, что наркотики не мои.
Вестфорд ставит свою чашку на стол.
— Тогда скажи мне, чьи они.
— Я не знаю.
— Так не пойдет, — говорит Вестфорд.
— Это кодекс молчания, — говорит Алекс.
Вестфорд не понимает.
— Кодекс молчания?
Алекс поднимает взгляд.
— У меня есть знакомый в Guerreros del barrio, — говорит он. — Кодекс молчания защищает всех членов банды. Он не расколется, даже если знает, кто виноват.
Вестфорд вздыхает.
— Кодекс молчания никак не поможет твоему брату, но я понимаю. Не хочу понимать, но понимаю. И это не оставляет нам выбора, кроме как просить судью позволить Карлосу записаться в «Горизонты». Это хорошая программа, Карлос. Она не дает подросткам вылететь из школы или попасть за решетку. Ты получишь свой школьный аттестат и сможешь поступить в колледж.
— Я не собираюсь в колледж.
— Тогда чем ты планируешь заняться после школы? — спрашивает Вестфорд. — И не говори мне, что торговать наркотиками, потому что копам такой ответ точно не понравится.
— Да что вы знаете, Дик? Вам легко сидеть в своем огромном, словно задница, доме и есть свое органическое дерьмо. Если бы вы хоть день провели в моей шкуре, вы бы имели право читать мне нотации. А до тех пор я не желаю ничего слушать.
— Mi’amá хочет, чтобы мы жили лучше, чем когда-то она, — говорит Алекс. — Сделай это ради нее.
— Да наплевать, — говорю я, убирая свою тарелку в мойку. Я определенно потерял аппетит. — Хорошо, поехали уже, покончим с этим дерьмом.
Вестфорд берет свой портфель и облегченно вздыхает.
— Готовы, мальчики?
Я закрываю глаза и тру их ладонями. Наверное, мне бы хотелось открыть их и оказаться в Чикаго.
— Вам ведь не интересно мое мнение?
