Так что решилось. Теперь бы сбылось.
Горы вокруг становятся нестерпимо прекрасными.
Чисто тебе Новая Зеландия.
Просто не передать, а сложно не позволяет объектив.
Всё же грустно, когда улетает вертолёт. Совсем не так, как пароходы.
А поговорить у меня только с вами. Потому что НТР.
Если кто-то понимает значение аббревиатуры. А если и нет, то ничего страшного. Я подскажу забытое — Научно Техническая Революция. Сейчас как раз стадия НЭПа.
Диалоги (отжимаюсь).
— Сейчас балок развалится.
— Ерундааа…
— Оставьте всё же нам эту ерунду...
— Интересно, геофизик обижается на шутки?
— Иногда явно да.
— Хм, а может ему в глаз? И тогда он научится различать шутки и реальность?
Герою рассказа так понравилась паста карбонариев, что он ушел к Гарибальди воевать за свободу, так и не использовав свой выстрел.
Слился геофизик. Ждет вертухан и домой. И я его понимаю, та ещё контора у него. Пришлют другого. Я другого помню, лет шесть назад работал с ним. И с сыном его. Да, в той конторе, которой не завидую.
Наш геофизик печально просит устроить его на работу за рубеж, но как человек, уже общавшийся со мною, непременно добавляет: «Но не проституткой в Польшу». Я улыбаюсь в ответ, он даже не представляет, как много в мире стран, кроме Польши. Никому геофизик не нужен на работу?
Толковый.
28 июля
Медведь ходит выше по склону в ста метрах и ковыряет корешки, тут же поедая их. Ниже люди блестяще подтверждают свое происхождение от вымерших ныне обезьян. Даже появляются догадки о подлинных причинах этого вымирания. И где это, интересно, Дарвин наблюдал одновременно людей и медведей во время путешествия на «Бигле»? Не бывал ли он на Камчатке? Всё же человеки не только прекрасны, но и таят в себе.
Тридцать лет тому назад,
на бульваре
Островок среди неистовых истин.
С шахматистами «Сахру» допиваем,
Пять бутылок
на троих шахматистов.
Красный гравий, не собью себе
ногу я,
а в авоське в пачке слиплись
пельмени,
У второго посижу
Гоголя,
Почитаю новый «Наш Современник».
Скоро эту жизнь
сожрёт небыль,
Пляшет ведьма гопака с чортом,
Перемен вокруг сердца требуют,
А моё считает вслух мёртвых…
Тридцать лет крутил страну
шарик,
Тридцать лет, а дней вообще тыщи…
Я молчу в пустой стакан
на бульваре,
Рядом —
с хлебом говорит
нищий.
Удивительные люди встречаются вдали от людей. Нет, в городах и весях тоже попадаются, но не так видны. Как-то на Становом хребте. Облака всегда навевают воспоминания.
Дранг нах остен.
На горы село облако. Третий день вокруг густой серый туман, переполненный мельчайшими каплями дождя. Дождь никуда не идёт, а просто существует в тумане. Звуки глухие, редкие и на самом краю возможностей расслышать. Такая погода чрезвычайно помогает работе воображения, отчего слух улавливает иногда плеск далёких тропических морей. В реальности удерживают мох и камни под ногами, скользкий мох и скользкие камни. А ещё на душе тоскливо необычной, округлой и сырой тоской. Наверное, именно в такую погоду погибли мамонты. И никуда не уйти. Вокруг тайга, горы, до ближайшей проезжей дороги неделя пешего пути.
Вчера из канавы исчез горнорабочий. Витёк. Уже к вечеру стало понятно, что человек пропал. К утру так и не нашёлся. Неординарный, между прочим, человек. Под два метра ростом, с яркой, как халькопирит, соломенного цвета шевелюрой, он тем не менее ухитрялся быть незаметным. Вроде и есть где-то, а вроде и нету его вовсе. Да и «ухитрялся» — это не о Витькé. Простой, как паровоз, но всё же не хуже воровства. Хотя и на грани, можно сказать. Странный человек.
И фамилия у него — Штайер. Он немец.
Именно Витёк перед самым Новым Годом просил у меня со Степанычем бинты, вату, йод и скальпель, всерьёз вызвав этой просьбой нешуточное волнение насчёт казенных хлопот с лишившимся ума огромного размеру человеком посреди тайги на высоких горах.
— Зачем тебе, сиромаха, — спросил Степаныч.
— Так свиней кастрировать надо же?
— А ты их кастрировал когда-нибудь?
— Нет. Но ведь надо.
— Да ты у нас герой…
Именно Витёк подавал мне заявление с просьбой выдать зарплату золотом, аккуратно расписав, кому сколько и зачем. Даже тёще заказал сто грамм на зубы.
