«О, я, кажется, несколько увлёкся, так что оставим обсуждение этой интересной темы на потом. Итак, чтобы тебя не слишком расстраивало непостоянство моего друга Максимиана, позволь мне сделать для тебя то, что не сумел и не захотел сделать он. А чтобы тебе легче было понять, о чём идёт речь, в заключение своего письма я хочу привести небольшое стихотворение Асклепиада Самосского:
Брось свою девственность, что тебе в ней? За порогом Аида
Ты не найдёшь никого, кто полюбил бы тебя;
Только живущим даны наслажденья любви; в Ахероне
После, о дева, лежать, будем мы, кости и прах.
С трепетом и почтением жду твоего ответа»
Корнелий намеренно шёл на риск, отправляя Амалаберге столь циничное и откровенное послание. Весь его уже достаточно богатый любовный опыт говорил о том, что женщина должна сходить с ума от ярости или любви к своему поклоннику, терзаться любыми, пусть даже самыми злыми чувствами, но только не быть к нему равнодушной! Невозмутимость — это самый надёжный щит, поэтому для того, чтобы завладеть вниманием женщины и заставить её думать о себе, надо в первую очередь лишить её этого щита. А чем можно «возмутить невозмутимость» у той, которая отличается особой надменностью? Разумеется, нанеся удар по её самолюбию!
Он был не слишком высокого мнения об уме Амалаберги, а потому ожидал, что она просто не ответит на его письмо, и мысленно повторял про себя любимую эпиграмму:
Милой своей написал. Нет ответа. Не даст она, значит?
Но ведь, наверно, прочла, что я писал. Значит, даст?
Однако спустя день появился слуга из дома Тригвиллы и передал ему запечатанные дощечки. Корнелий задумчиво улыбнулся, повертел их в руках и решил, что там содержится самая грубая и яростная отповедь. Но, когда он начал читать, то поневоле изумился тому, как явно недооценивал Амалабергу. Вот что писала ему готская принцесса:
«Амалаберга шлёт привет благородному Корнелию Вириналу и выражает ему свою глубочайшую признательность за его остроумное и почтительное письмо, которое доставило ей большое удовольствие. Я и раньше имела возможность оценить твои блестящие способности, «отважный львёнок», и теперь была рада получить новое им подтверждение. Слов нет, чтобы выразить, в какую глубокую печаль повергло меня известие о коварной измене твоего друга! И что бы я только делала, если бы ты не предложил мне в этот тяжёлый момент опереться на твою могучую руку и... не только руку! Да, я смущённо признаю свою ошибку, на которую ты так тонко указал мне в своём мудром письме. Конечно же, любое существо хочет ласки, а потому зачем изобилие ненужных слов? Приходи навестить меня завтра во второй половине дня, а своему другу можешь передать мои искренние пожелания быть поосторожнее с ангелами. Ведь, как писал один учёный богослов: «Если бы лик одного какого-нибудь ангела ты бы увидел рядом со своей подругой, то подруга показалась бы тебе столь отвратительной и страшной, что ты бы отвернулся от её лица, словно от лица трупа, и всего себя устремил бы к красоте ангела. А если бы в тот момент, когда ты держишь в руке зеркало, сбоку, рядом с твоим изображением появилось бы изображение ангела, то, несомненно, или зеркало бы выскользнуло из твоих рук, настолько неприятно бы тебе стало собственное безобразие, или ты никогда бы не смог положить его на место, поскольку, неподвижно устремив на него взгляд, восхищался бы ангельской красотой и прелестью».
Так что пусть лучше не сравнивает своих возлюбленных с ангелами, ведь это может обидеть и тех, и других.
С трепетом и нетерпением жду твоего визита».
Да, после такого неожиданного письма стоило поосновательнее задуматься над дальнейшими действиями. Итак, Амалаберга сумела сдержать первый порыв гнева и решила ответить ему в его же стиле. Таким образом, всё складывалось как нельзя прекрасно, ведь когда иронизируешь над собственной обидой, то вряд ли думаешь о том, как за неё отомстить. Если гордость и мстительность легко представить рядом, то коварство и остроумие не слишком совместимы… И всё же в письме Амалаберги было что-то такое, что заставило Корнелия насторожиться. Он внимательно перечитал его ещё раз. Нет, придраться было не к чему, если бы не это поспешное и совершенно неожиданное приглашение. В конце концов, она дочь варвара, а варвары отличаются от римлян тем, что не признают никакой логики и поступают лишь так, как это сообразуется с их представлениями о чести. Амалаберга просто не в состоянии уступить кому бы то ни было так быстро, да ещё тогда, когда задето её самолюбие! Поэтому поневоле напрашивался вывод, что она затаила желание отомстить. Если он рискнёт воспользоваться её приглашением, а не воспользоваться им просто невозможно, иначе и не стоило затевать всего этого, то следует быть готовым к самым неприятным сюрпризам.
