Действительно ли мы верим в то, что смерть есть часть естественного распорядка нашей жизни? Мы все и каждый из нас отвечает утвердительно на этот вопрос. Но как только смерть высвечивается в нашем сознании, ощущаем ли мы смерть «естественной»? Моцарту приписываются последние слова, созвучные по тематике: «У меня уже привкус смерти на языке. Я чувствую что-то не из этого мира». (цитата по Jacques Choron, «Смерть и человек модерна», Death and Modern Man, 1964). Смерть не похожа на выживание и размножение. Более всего смерть напоминает пришельца из далеких и загадочных краев, с которым мы были связаны телепатически нашим сознанием. Нет сознания, нет смерти. Нет смерти, нет рассказов с завязкой, кульминацией, и финалом. Рассказы о выживании и размножении животных не имеют подобной структуры, потому что животные не знают, что должны уметь.
Нужно отметить, что не все художественные произведения заканчиваются смертью, а только те, что описывают жизнь персонажа до тех пор, пока описывать становится больше нечего. При этом в мире нехудожественной правды, в котором мы действуем по собственному намерению, мы знаем, до кой поры будет продолжаться наш рассказ. То, чего мы не знаем, это Где и Как наш рассказ завершится. Но предположим, что нам известно о том Где и Как наступит финал. Что будет тогда? Как изменится наша жизнь? Кто захочет прожить историю, чей финал известен ему с первой страницы — не целиком, а только Где и Как все это закончится, что может подразумевать собой в том числе и распятие на кресте, или другую не слишком легкую кончину? Мы продолжаем жить только потому, что не знаем о том Где и Как закончится история нашей жизни. Незнание этих деталей поддерживает саспенс нашей истории о нас, позволяющий нам внимательно и неустанно следовать поворотам и виражам личной сюжетной линии. Наш интерес к собственной истории не ослабевает, покуда эта история длится.
Но Что именно случится в финале, известно всем и каждому. Неизвестно только то, как именно случится то, что должно случится, когда это случится. Есть мнение, что если нам с самого начала будет известно то, Что именно случится, удовольствие от рассказа будет испорчено и никто не станет переворачивать страницы. Тем не менее очевидно, что это не так. Наш разум мастерски справляется с этим обстоятельством. Он рисует нам тысячи возможных финалов, от наиболее привлекательной смерти во сне, до исключения финала полностью из повестки. Но когда финал приходит, то он приходит. И тогда уже ничто не свернет с пути известного гостя. Много лет мы не допускали смерть в свои жизни, но вот теперь она появилась на пороге и постучала в дверь кулаком. В тот же миг окружающее принимает оттенок жути, в которой начинают обретать черты безымянные тени. Ближе к финалу сознание проясняется и кусочки мозаики слагаются в целое. Быть живым — это хорошо, полагает большинство из нас. Но когда смерть переступает порог, ничего хорошего не остается. Как некоторые из нас полагают, что жизнь, это то, чего не должно быть, тоже самое подавляющее большинство считает по поводу смерти. Смерть, это их страх и восхищение. Все знают, что мы когда-то умрем, и что вокруг полно безделушек и всякого мусора, которые переживут наши смертные образы без единой царапины. Если мы решимся сказать, что умерли, как только родились, это будет не так уж далеко от истины. Но пока мы способны ходить, ползать, или лежать на больничной койке утыканные трубками, мы можем продолжать твердить, что быть живым — это хорошо.
Без смерти — вернее говоря, без нашего осознания смерти — не появилось бы рассказов о сверхъестественных ужасах, и не было бы создано ни одного произведения искусства на подобный сюжет. Сверхъестественное всегда рядом с нами, скрывается между строк и мазков кисти, или присутствует в своем отсутствии. Для этого есть поразительный стимул, одновременно являющийся нашим великим оружием и величайшей уязвимостью — воображение. Мы безустанно топчем мостовые этого мира и все это время наша голова буквально взрывается от мыслей и образов. Наши самые изящные соображения и самый бестолковый поток мыслей, и то и другое ясно заявляют о первородных мучениях: мы не способны пребывать в тиши природной бессодержательности. Так воображение дурачит нас.
