Раздевшись, Питер быстро натянул серую форму охранника. Она трещала и рвалась в десятке мест. Может быть, длинная накидка с капюшоном, которую носил охранник, поможет это скрыть? Во всяком случае, больше ничего под рукой нет.
Стараясь по возможности сохранять военную выправку, Двейн прошел по длинному ковру к двери, открыл ее и шагнул в приемную.
Ему не могло везти вечно. Было почти чудом, что он добрался туда, куда добрался. Двейн миновал двух охранников в приемной, которые молча оглядели его пустыми глазами, прошел через огромный вестибюль и вышел в парадную дверь.
Шагать по городу было, конечно, проще. Тут многий носили такую же униформу. Двейн подумал, что власть Андриаса даже над полицией Лиги, командиром которой он считался, не могла быть слишком прочной. Не все же полицейские продались: их просто слишком много. Да и будь они все на стороне Андриаса, ему не было бы нужды контрабандой тащить сюда винтовки и вооружать цивильных бунтовщиков.
Двейн отпустил проклятие в адрес ранних земных правительств. Им не хватило дальновидности. Из Каллисто сделали планету-тюрьму и населили самыми мерзкими подонками с Земли. А потом поняли, что создали куда более трудную проблему, чем та, которую пытались решить. Проблему, похожую на неистребимую гидру.
Преступные наклонности не передаются по наследству. Дети этапированных сюда каторжников в большинстве своем вырастали честными людьми, ищущими уважения ближних. Но не получавшими его.
Да и на Земле уровень преступности не очень понизился после того, как гангстеров и убийц начали высылать на Каллисто. И наконец, с большим опозданием, в дело вмешалась Лига, посадившая на Каллисто своего губернатора.
Будь губернатор честным человеком, можно было бы решить вопрос ко всеобщему удовлетворению. И первый губернатор действительно был честен. Неподкупная, всегда готовая к бою полиция Лиги уничтожила многие зияющие язвы планеты. Начались и развернулись работы по общественному устройству, дала ростки система народного самоуправления.
Но первый губернатор умер, а вторым стал Андриас.
“И вот результат”, — с горечью подумал Двейн, въезжая на взятой напрокат машине на летное поле. На лицах половины обитателей Каллисто, встреченных им, читалось мрачное предчувствие. А лица остальных выражали готовность к черной измене. Кое-кто из предателей принадлежал к числу ссыльных преступников: последний корабль с каторжниками сел тут всего десять лет назад. Все, кого хотел вооружить Андриас, были либо из первых партий этапированных, либо из числа их самых слабовольных потомков.
Что же удерживало Андриаса и почему ему понадобилось контрабандой протаскивать сюда ружья?
Ответ на этот вопрос внушал надежду, но не позволял сделать окончательных выводов. Ясно, что у Андриаса не было неограниченной власти над полицией Лиги. Но как далеко простиралось его влияние? Кого из офицеров он сумел склонить к измене? Об этом Двейн не имел ни малейшего представления.
Он плавно въехал на стоянку, выключил зажигание и бросил машину. Была ночь, но на Каллисто она длилась недолго, и уже светало. Там, где через несколько минут взойдет солнце, над горизонтом уже появилось жемчужное свечение, а с другой стороны еще виднелся кровавый диск могучего Юпитера, заливавший пейзаж багровым заревом. Еще минута, и он исчезнет. Летное поле почти не освещалось: корабли на Каллисто прибывали нечасто.
Почти невидимый в неверном свете, Двейн смело вышел на выжженный реактивными соплами гудрон и отправился к “Камерону” — кораблю, который привез его сюда. На той же опаленной площадке стояли еще две ракеты, но они были меньше. Маленькие скоростные военные корабли заглянули на Каллисто, чтобы дозаправиться и вернуться к своим обязанностям по непрерывному патрулированию межзвездных линий системы, которое осуществляла Лига.
Он добрался до главного шлюза корабля. Офицер в серой форме Лиги стоял на страже.
— Официальное поручение, — бросил Двейн и прошмыгнул мимо растерянного часового, не дожидаясь, пока тот вступит в препирательства. Он торопливо зашагал по коридору к рубке управления. Корабельный эконом с любопытством оглядел проходящего Двейна, и тот отвернулся. Если его узнают, могут начаться расспросы.