За дверью послышался звук подъехавшего автомобиля. Диана вскочила.
— Это, наверное, неотложная. Я им открою.
В эту ночь Макса ожидал еще один сюрприз, более приятный: когда санитары с носилками вошли в дом, он узнал их — они были из его клиники. Коротко поздоровавшись с Максом, они стали укладывать бродягу на носилки.
Решившись, Макс подошел к бюро.
— Джонс, кто дежурит сегодня? — спросил он у санитара, который стоял к нему поближе.
— Доктор Фолкнер, сэр, — ответил тот через плечо.
Отлично. Макс снял колпачок авторучки, достал лист своей личной бумаги для записок и написал:
«Дорогой Гордон, ты, наверное, подумаешь, что на меня слишком сильно подействовала смерть Джимми, но мне кажется, что у этого бродяги, который свалился на меня среди ночи неизвестно откуда, то же заболевание. Взгляни хотя бы на его белки. Если так, это просто невероятно! Я всегда считал, что у взрослых гетерохилия невозможна, а этому человеку лет тридцать — сорок…»
Он услышал, как Джонс сказал у него за спиной:
— Что это там у него в руке?
— Не знаю, — ответил его напарник. — Только он вцепился в эту штуку изо всех сил… ага, вот оно.
Макс оглянулся. Санитар, с усилием разомкнув крепко сжатый кулак бродяги, с торжествующим видом продемонстрировал свою находку. У Макса похолодело в груди, комната поплыла перед глазами.
Ошибиться было невозможно. Санитар держал в руке кость человеческого пальца.
Макс до утра так и не сомкнул глаз. Отчасти он сам гнал от себя сон, боясь возвращения в тот кошмарный мир, где побывал, и не только сегодня, а уже много раз за последние несколько недель.
Собственно, с тех пор, как умер Джимми.
И эта смерть была еще одной причиной, по которой он не мог уснуть снова. Он сидел в постели, курил, глядя во тьму перед собой, слушал, как стучится дождь в оконное стекло, как спокойно дышит Диана, как бешено колотится его сердце.
Чем больше он думал о болезни бродяги, тем невероятнее казалось ему то, что произошло. Это же абсурд, не может человек дожить до тридцати — сорока лет, страдая той же болезнью, которая поразила Джимми еще до рождения.
Крохотное, безжизненное тельце сына, как призрак, стояло у него перед глазами; казалось, он видит его в темноте, видит упрек, застывший в широко открытых глазах, и этот ужасный налет, похожий на фосфорное мерцание гниющей рыбы, зеленоватой пленкой затянувший белки.
Он вовремя сдавил в горле готовый вырваться стон. Диана слишком болезненно переживала потерю Джимми, и ему не хотелось объяснять ей, почему он не спит.
Природу болезни, убившей Джимми, удалось разгадать только недавно. Для этого пришлось выработать более четкое представление об обмене веществ в человеческом организме и точно выяснить взаимодействие бесчисленного количества химических компонентов, от которых он зависит. В результате какой–то абсурдной, парадоксальной патологии печени, почек или других жизненно важных органов, возникало нарушение химического процесса пищеварения: любая доброкачественная пища превращалась в яд.
Ребенок мог отравиться материнским молоком, безобидной зеленью вроде шпината, каким–нибудь витамином или одним из тех обычных веществ, в которые превращается пища под воздействием желудочного сока. Далее следовала дебильность, паралич, или простая, милосердная смерть.
Некоторым из этих болезней дали название еще до того, как был разгадан их механизм; недоумевающие врачи наскоро придумывали какой–нибудь описательный термин и дальше только разводили руками. Другие болезни получили более точные названия, так как медицина приближалась к разгадке порождавших их причин, и в таких названиях как, например, фенилкетонурия, уже была попытка объяснить их сущность.
Болезнь, убившую Джимми, открыли совсем недавно. Макс знал человека, давшего ей название, более того — сам учился у него. Тот назвал болезнь гетерохилией, потому что яд, который придавал коже желтоватый оттенок, обесцвечивал белки глаз и, в конце концов, разрушал нервную систему, в результате чего и наступала смерть; этот яд был обнаружен в хилусе — жидкости, транспортирующей усваиваемые организмом жиры из тонких кишок в кровь. У Джимми при вскрытии оказался характерный хилус: густой, обесцвеченный, с тошнотворным запахом. В его составе появилось нечто, делавшее хилус биологически непригодным.
