Рональд прекрасно понимал, что Саманта сейчас испытывает. Только вряд ли мог сказать ей правду. Правда не обрадовала бы девушку.
Он хотел знать о ней все — вот единственное объяснение его поступков. Он собирал о ней информацию по крупинкам.
Откуда она родом? Где жила, где училась? Была ли замужем? Любила ли кого-то?
Когда он начал собирать факты, то надеялся в глубине души, что-то как-то успокоит его странную и неуместную страсть, вспыхнувшую в груди с появлением в Бен Блейре рыжеволосой красавицы с грустной улыбкой и зелеными глазами.
— Итак, Рональд?
— Это просто факты вашей биографии. Ничего больше.
— Вот именно. Ничего больше. Так какие факты?
— Вы были сильно ранены. Ваше лицо было изуродовано. Кроме того, вы пережили пожар. Горели заживо. Это страшный опыт.
— Да. Настолько страшный, что я заставила себя забыть о нем. Заблокировала собственную память. И всю прошлую жизнь вместе с ней.
— Значит, вы вообще ничего не помните?
— Не совсем так. Я помню госпиталь. Там мне рассказали, что меня нашел какой-то фермер. Я была без сознания, вся в крови и обгорела так, что он вызвал не «скорую», а полицию. Решил, что я труп. Еще мне рассказали, что в сотне ярдов от того места, где меня нашли, была выкопана могила. По-видимому, тот или те, кто меня убивал, сочли, что я умерла. Слава Богу, не успели закопать. Или плохо закопали. Полиция пыталась выяснить хоть что-то, врачи бились со мной очень долго, но все безрезультатно. Я ничего не помню.
Темные глаза горели во мраке страшноватым и мрачным огнем, но Саманте было не страшно. Она больше ничего не боялась. Грант заставил ее вспомнить о том, что страшнее страха. Собственную смерть.
— Саманта? И вы совсем ничего не вспоминали? Ни разу?
— Нет, и не хочу даже пытаться. Насколько я понимаю, тот человек, который пытался убить меня, постарается завершить дело, если поймет, что я жива. Это я поняла в госпитале. Тогда я придумала себе имя и стала жить. Одна из медсестер устроила меня после выписки на курсы, так я научилась шить. Немного обучилась дизайну интерьеров. Хорошие рекомендации, правда? Почему вы меня наняли, Рон?
— Мне все равно, кто вы и кем вы были. Мне интересна Саманта Джонс, а не ее прошлое.
— Вы кому-нибудь говорили обо мне в Бен Блейре?
— Ни единой душе. Это было бы неправильно. Такое вмешательство ранит.
— Еще больше ранит то, что никому нет дела. И не было. В списках пропавших я себя не нашла. Ничего похожего. Никто не заявил о том, что девушка восемнадцати лет не вернулась домой. Никто не искал меня по моргам и больницам. Никому не было дела, жива я или умерла.
У Рональда перехватило горло. Такая боль звучала в этом нежном голосе, так тоскливо смотрели изумрудные глаза. Он откашлялся и тихо произнес:
— Зато теперь за вас волнуются очень многие.
— А вы, Рональд?
— Да. Я тоже. Я. не знаю, кем вы были, Саманта. Теперь вы Саманта Джонс. Прекрасная, молодая, полная жизни девушка. Веселая. Живая. Очень красивая.
Горькая усмешка искривила губы Саманты. О, красивой она стала не сразу, далеко не сразу.
Человек, убивший ее, хотел сжечь тело. Уже бросив ее в огонь, он решил удостовериться, что она мертва, и ударил ее по лицу чем-то тяжелым. Все лицевые кости были раздроблены. Проще говоря, у нее не было лица. Хирурги совершили истинное чудо. Слепили ее лицо заново. Наверное, они отчасти были рады поэкспериментировать, ведь надежд на ее выздоровление было… да практически не было.
— Я вас расстроил?
— Нет. Да. Я бы хотела, чтобы вы мне доверяли без всяких проверок.
— Это не было вопросом доверия. Обычная деловая проверка, в результате которой появились факты… которые ранят. Не только вас. И меня тоже. Это не было сознательным шпионажем. Обычное…
