— А знает Камиль-эфенди?
— Знает! — весело ответил Сашка. — Был и тут же ускакал куда-то. Небось за стражниками.
Его слова неприятно задели Габдуллу.
— Ну, ты брось болтать.
Камиль никогда не обратится-за помощью к полиции, это как день ясно, но если вдруг сама она нагрянет… За пазухой у Габдуллы была рукопись «Царь-Голода», только вчера законченная. Он принес ее, чтобы почитать Камилю. А Камиля нет. Он почувствовал такую слабость, такую тоску, что готов был опуститься на снег и заплакать. Предвестье ли разъединения, намек ли на одиночество почудился ему в минуту внезапного смятения? Или страх? Нет, страха не было.
Он молча прошел в контору, разделся, сел к столу и потрогал чайник. Чайник был чуть теплый, но разогревать он не стал, налил чашку и выпил. Глянув на небрежно повешенное пальто, он увидел, что из внутреннего кармана торчит рукопись. Он встал, чтобы взять рукопись и спрятать в стол. Но тут ворвался Камиль: распаренный, с изумленными глазами, шуба раскрыта, шапка съехала набок.
— А-а! — вскричал он с какою-то жадной радостью. — Ты уже знаешь?.. Канальи!
— Где ты был? — тихо спросил Габдулла.
— Где я был! Да тут же, как узнал, помчался, чтобы… — Он с маху сел на диван, в шубе, в шапке, сказал, как бы удивляясь себе: — А нигде я не был! Сел и помчал по площади, доехал до пристани… вот и все. Что они говорят? — спросил он резко. — Что у них, петиция или… что, что у них?
— Я не знаю. Могу только догадываться.
— Как я понимаю, можешь догадываться о большем, чем я.
— Может быть, и так.
В дверь постучали, вошел Сафи, за ним — Сластин, русский печатник. Вид у них был торжественный, сурово-спокойный.
— Мы принесли вам петицию, — сказал Сафи. — Под нею все наши подписи. Те, чьих подписей нет, не причастны.
— Так подайте, чего стоите, — потребовал Камиль с хозяйской усмешкой.
Сафи положил бумагу на стол. Камилю пришлось бы встать, чтобы взять бумагу. Однако он так и остался сидеть. Наконец выдержал паузу и твердо проговорил:
— К сожалению, милостивые государи, ваших требований удовлетворить не могу. Я все сказал, все!
Сафи и Сластин молча повернулись и вышли, без стука притворив за собой дверь. Габдулла притянул к себе листок и стал читать.
— Не смей! — глупо крикнул Камиль.
Не обращая внимания, Габдулла прочитал все, затем сказал:
— Я не вижу в этих требованиях ничего излишнего.
Камиль то ли крикнул, то ли всхлипнул, вскочил с дивана и кинулся к двери. Габдулла слышал, как он простучал по ступенькам, а через минуту увидел в окно: большой, сизый от инея жеребец рванул от подъезда, и Камиля откинуло к легкому плетеному задку саней. «Куда он опять? — с жалостью подумал Габдулла. — Впрочем, пусть охладится». И он подумал еще о том, что, будь его воля, он перенес бы эту забастовку на некий поздний срок. Как жаль, что именно сейчас свалилось на Камиля этакое; мало того, что он под следствием.
Спасения от суда он искал где только мог: советовался с врачами — решить спор о его возрасте с помощью медицинской экспертизы. Ему отвечали: точного возраста никто вам не скажет, но уж непременно скажут, что вам 22—23 года. Писал он губернатору, хотел даже обратиться в кабинет министров. На случай, если бы у него отняли издательские права, он строил планы замужества Галин или Диляфруз — все равно, — чтобы передать типографию зятю. Но суд, от суда-то не уйти! И не отделаешься штрафом, крепость или тюрьма — вот что бывает за подделку документов.
Да вот еще забастовка. А ему даже в эту смутную пору гордыня не позволяет хотя бы ознакомиться с петицией рабочих.
Через полчаса Камиль вернулся. Шапка в руке, над широким мохнатым воротником шубы торчком бледное обузившееся лицо с яркими пятнами румянца.
— Они бастуют не одни, — сказал он хрипло. — У Винклера… и в депо тоже… они сговорились, требования общие, я знаю теперь, что пишут они в своей петиции, проходимцы! — И побежал опять.
Габдулла пошел за ним. По лестнице с крутыми поворотами спустились они в цех. Рабочие, собравшись в кучу, слушали Сластина, который рассказывал что-то веселое. Смех прервался, когда они вошли.
— Немедленно!.. — крикнул Камиль. — Немедленно… или вы принимаетесь за работу, или… — Рабочий из общей кучи двинулся зачем-то в глубину цеха. Вряд ли он шел исполнять приказание, просто по своему делу. Но Камиль остановил его окриком: — Не смейте! С этой минуты все зачинщики уволены. — Он стремительно развернулся и вышел, сильно ударив дверью.
