Роуз проникла в кухню под другим ракурсом — благодаря веб-камере, спрятанной в недрах посудного шкафа. Через застекленную дверь мы смотрели в объектив, нацеленный прямо на моего брата. Водяные трубы приветствовали его возвращение свистом и стонами. Тем временем Слим — сидевший за столом чужак — ковырял в зубах, поставив локти как раз за красной линией скотча, воображая, что спрятался от зрителей.
— Черт, и вкусная же штука! — сказал он Павлову.
— И знать этого не хочу, дружище. — У моего брата начинала лысеть макушка, только теперь я это заметила. Тонкую прядку в модельной стрижке он сам, очевидно, еще не обнаружил, хотя я не поручилась бы за его редактора.
— Хочу убедиться, что по возвращении Циско увидит совсем другого человека.
Слим вытер уголок рта тыльной стороной ладони и закивал так, будто проглотил бог знает что.
— Мне нравится твоя сестра, — сказал он. — Очень нравится…
— Иными словами, он тебя любит, — вклинилась Роуз со своим переводом. — Но, как я понимаю, прямо сейчас тебе трудно в это поверить.
— Всегда было трудно, — сказала я со слезами, наворачивающимися на глаза, — потому что он никогда не говорил этого вслух.
— Циско, таковы мужчины. Они по-другому выражают мысли. Сама знаешь.
— О да, теперь знаю! — Потянувшись к ноутбуку, работающему уже из последних сил из-за разряженной батареи, я захлопнула крышку. — Камера не врет.
Я появилась дома, когда час пик для посетителей сайта давно миновал — в десять, одиннадцать, а может, и в полночь. Признаться, в тот вечер я следила скорее за количеством выпивки, чем за циферблатом над стойкой. Слим с Павловым обнаружились в гостиной, где они валялись на диване, глядя документальный фильм о дикой природе.
— Циско, мы уже начали беспокоиться, — произнося это, мой брат вытянулся в струнку и проглотил последний кусочек банана, который жевал. Слим посмотрел на меня с тревогой. Даже по табло пробежало какое-то приветствие, но я не собиралась ломать голову, кто послал его на этот раз. Я стояла на пороге гостиной, голова слегка кружилась от выпитого, а все внимание было приковано к этой парочке. В телевизоре как раз случился всплеск активности: там вовсю запрыгали обезьяны, собиравшиеся, похоже, на славу позабавиться.
— Где ты была? — с нервной улыбочкой вопросил Слим.
— Шпионила за людьми, — резко бросила я, чтобы отбить у него охоту расспрашивать. Затем ткнула пальцем в экран. — Я пропустила что-нибудь интересное?
— Все как обычно. — Павлов потянулся за пультом и уменьшил громкость. — Фильм про поведение животных в девственных лесах. Приматы чешут себе задницы и вступают в вечные перепалки по поводу того, кому сидеть на самой лучшей ветке. И так далее.
— Кажется, это уже показывали, — с готовностью добавил Слим.
Один из телевизионных бабуинов, похоже, извлек из своей шерсти клеща. Он изучил его, словно никогда в жизни не видел ничего подобного, а затем сунул себе в рот. Затем поискал следующего и повторил всю процедуру сначала.
— Знакомые образы. — Чуточку покачиваясь, я повернулась к мальчишкам и обнаружила, что те не сводят с меня глаз.
— Кажется, тебе надо отдохнуть, — заикнулся было Павлов, но не соскользнул с дивана, поскольку в ответ я громко расхохоталась. Меня насмешили не столько опасения, скрытые в его словах, сколько их предсказуемость. Я прикрыла рот ладонью, видя, как растет охватившее обоих смятение.
— Не спрашивай, почему я смеюсь, — сказала я брату, которому удалось наконец встать. — Тебе это не покажется забавным.
Оглянувшись на веб-камеру, Павлов пересек красную линию на ковре. Будто «мертвые зоны» еще хоть что-то значили.
— Ты была в гостях у Добряка Уильяма? — спросил он. Я покачала головой, но такого ответа, похоже, они и не ждали. — Никогда не бери ничего у этого мужика, слышишь? Даже если он уверяет, будто это семена, предназначенные для посадки.
— Я в полном порядке, — сказала я, заглядывая брату через плечо. — Просто немного взволнована.
Слим сидел теперь на краешке дивана, не сводя глаз с обезьян, но явно дожидаясь случая пообщаться со мною наедине.
— Мы поговорили, — шепнул Павлов, проходя мимо меня в прихожую.
