— Чепуха.
— Это чисто мужская тема. — Тут на ухо Вилли села бабочка, но он, кажется, не возражал. — Мне просто казалось, что тебе полегчает, если ты узнаешь про мои интимные проблемы, но я и не рассчитывал, что ты сумеешь меня понять.
— И ты считаешь, что Роуз не захочет из-за этого иметь с тобой дело? — Я откинулась на спинку своего стула. — Ну и ну! Только мужчине могут прийти в голову подобные мысли. Господи, Вилли, да поделись же с ней. Ты сдвинешь дело с мертвой точки.
— Я могу двигать этой штукой, куда хочу, но только не вверх, — твердо сказал он. — И только это имеет значение.
— Сперва Слим, а теперь и ты туда же. — Мой голос чуть окреп. — Как говорит мой брат, все ваши проблемы сводятся к члену.
Добряк Уильям потянулся к коробку спичек на столешнице.
— Павлов мочится сидя, — сказал он и метнул на меня взгляд, чтобы проследить за реакцией. — Даже подстилает газету на сиденье. В собственном-то доме.
— Да ну? — опешила я, тогда как Добряк кивнул с самым серьезным видом. — Правда?
— Судя по тому, как твой братец, Циско, устраивает там гнездышко, у него самого большие проблемы с членом.
— О, — протянула я, делая уступку в споре, только чтобы сообразить, о чем идет речь. — Боже ты мой, значит, Картье поставил веб-камеры в туалете?
— А также в ванной, но линза была совсем запотевшей, когда Роуз показывала мне картинку.
— Вот черт. Этого и следовало ожидать!
— Я ничего не видел, — Вилли выдвинул из-за стола еще один стул и осторожно уселся напротив, смахнув прежде двух бабочек с сиденья. — Но я убедил Роуз, что тебе тоже стоит взглянуть. В общем, вчера мы это обсудили. У меня даже нос облез, пока я загорал в больничном саду.
— Я тебя видела, — подтвердила я.
— Конечно, видела, — обезоруживающе ответил Добряк, снимая крышку с маленького серебряного ларчика. Я смотрела, как Вилли отрывает пять листочков от мотка сигаретной бумаги, гадая, не ждет ли он гостей. Может быть, именно это соображение заставило меня возобновить разговор. — Фрэнк Картье дал слово, что об этих двух помещениях речь не идет вообще. И, поверишь ли, при этом он смотрел прямо мне в глаза?
— Еще бы, — кивнул Добряк, проведя языком по липкой полоске на бумажке. — Для Фрэнка ваше неведение — настоящий подарок, как раз оно и делает вас троих ценным приобретением. Ему-то известно, что сетевые маньяки заплатят по полной программе лишь в том случае, если вы не подозреваете о наблюдении. Причем каждый надеется не пропустить самую кассовую сцену.
— Они что, фанаты компьютерных игр? — спросила я. — Только не говори, будто Мисти — наш основной аттракцион.
Добряк Уильям, казалось, был озадачен. Он вынул сигарету из-за уха, ногтем распорол ее вдоль и высыпал табак на уже готовый бумажный желобок. Все это он проделывал, одновременно объясняя, что имел в виду под «кассовой сценой».
— В каждом хорошем фильме, — растолковывал Вилли, — есть некий момент, который привлекает людей в кинотеатр, верно? Ключевая сцена или кадр, посмотреть на которые являются зрители. Тот эпизод, о котором потом все говорят.
— Например, сцена на платформе в «Короткой встрече»? [19]
— Это дамская лента, мелодрама. Вспомни еще что-нибудь.
— Хорошо. Что, например?
— Видела когда-нибудь «День независимости»?
— Вот уж точно не женское кино, Вилли. Оно же про пришельцев, которые разносят лазерами Белый Дом. Фильм для детей и подростков.
— Но ты ведь выложила денежки, чтобы увидеть его?
— По-моему, я брала видеокассету напрокат, — осторожно сказала я.
— И ты помнишь тот момент, когда Белый Дом взлетел на воздух?
— Конечно. Об этой сцене нам все уши прожужжали.
— Вот тебе и кассовая сцена. — Добряк Уильям достал из ларчика приличный комок гашиша. — А как насчет «Титаника»? — спросил он затем.
— Признаться, его я так и не посмотрела, но, кажется, могу подробно изложить тот эпизод, когда потонул корабль. Столько народу мне его пересказывало.
— Отлично, вот тебе еще один пример. — Отодвинув стул, Вилли потянулся за зажигалкой на разделочном столике. Для этого ему пришлось чуть-чуть отъехать от стола, а затем еще немного, чтобы освободить место для ног. Подмигнув мне, он расселся, скрестив увесистые икры. — Шарон Стоун в «Основном инстинкте», — сказал он, — вот уж точно кассовая сцена, правда?
