– …А из пожара выскочила черная кошка, а к хвосту у нее был привязан слоновый бивень…
Девочка с непомерно раздутой правой рукой кроваво-красного цвета, застенчиво улыбаясь, протискивалась к костру, а следом уже спешили девочка, несущая свои глазки в кулачке, девочка с конфетой в горле, девочка на деревянной ноге, посиневшая девочка с перекрученным полотенцем на шее, девочка с собачьим носом, девочка с бородой, девочка, завернутая в черную простыню. А дальше, насколько видел глаз, в лесу кишели девочки, число их росло и умножалось с каждой минутой…
Туман поглотил брата Дубраву. Несколько секунд он стоял неподвижно и вслушивался. Потом сел и задумался. Он не понял, что произошло. Чувствовал только, что поблизости кто-то есть. Кто-то незнакомый. И этот незнакомец пристально за ним наблюдает.
Дубрава не спешил и не беспокоился. И не ошибся. Невидимке надоело прятаться в тумане, и вскоре он предстал перед братом Дубравой.
Это был человек средних лет, расплывшийся, с обрюзгшим лицом, преждевременно оплешивевший, одетый в нечистые лохмотья. Одежда его представляла подобие хламиды брата Дубравы. Он был бос и совершенно явно очень давно не мылся.
– Ну и ну, кого это мы тут повстречали? – вскричал он, нарочито широко разевая рот. – Блаженненький братец Дубрава! Травушка-Дубравушка, бедовая головушка! Ах, какие мы строгие. Ух, какие мы трезвые да непьющие! Ты что, один в этот лес сунулся? А где твои друзья-соратники?
– Один, – спокойно сказал брат Дубрава и пристально поглядел на незнакомца.
Тот даже взвизгнул:
– Один?! Без своры недоумков? Так-таки и один?
И неожиданно пустился перед братом Дубравой в пляс, немелодично-ухарски выкрикивая:
Хорошо тому живется,
У кого одна нога!
Сапогов немного надо,
И порточина одна!
– Ну, а куда они все-таки подевались?
– Не знаю, – сказал брат Дубрава.
Незнакомец поскреб небритый подбородок, поглядел на свои грязные ногти и заявил:
– А ведь ты, брат, и сам не ведаешь, куда идешь. Ты ведь свой город ищешь? – И торжествующе вскрикнул: – Что, угадал? Город? А тебе никто не рассказывал, что нет его, этого города? Не существует!
Брат Дубрава молчал, рассматривая незнакомца. Было в нем что-то странное, что тревожило брата Дубраву. Обычно брат Дубрава видел людей такими, какими они были на самом деле. А этого кривляющегося человека он разглядеть не мог.
Зато незнакомец, похоже, видел брата Дубраву насквозь.
– Что ты ежишься? – крикнул он. – Ну вот что ты ежишься? Эк тебя заколдобило! Гадаешь, небось, кто я такой и откуда все про тебя знаю? Ну так вот: я – это ты! Ты – потерявший своих людей, ты – предавший тех, кто тебе поверил! Ты – так и не нашедший свой город! Ты – старый, опустившийся побирушка, паясничающий заради милостыни! Вот кто я такой! Понял?
– Кто ты такой, я понял, – спокойно ответил Дубрава. – Одно мне непонятно: при чем здесь я?
Он наклонился, чтобы лучше рассмотреть какой-то предмет, лежащий на тропинке. Брат Дубрава мог поклясться, что прежде этого предмета здесь не было. Это оказалось тонкая шелковая веревка. Оба ее конца терялись в тумане. Брат Дубрава схватил ее обеими руками и сильно дернул.
Он и сам не знал, почему так поступил. Но в тот самый миг, когда веревка оказалась у него в руках, его наполнила огромная пьянящая радость.
И тут туман рухнул, как сорванная с окна штора. Неприятный незнакомец внезапно зашатался, сделался плоским и совершенно неживым, как вырезанная из бумаги фигурка. Затем он нелепо вскинул картонные руки и повалился на землю.
Брат Дубрава выпрямился и огляделся по сторонам. Все его спутники были здесь, целые и невредимые.
Безумный хоровод Мэгг Морриган превратился в нитку бус, которую лесная маркитантка без труда разорвала. Меткие стрелки Джон Осенняя Грива, Ганс Прищуренный Глаз, Фома Хрюкающий и Коляба Кривой Палец вдруг превратились в мишени, а герольды и служители, на глазах утрачивающие объем и тоже становящиеся плоскими, потащили их прочь в архивы для потомства. Многострадальный Страхинь пал на собственный щит и после ослепительной вспышки исчез. Сияющие гусли превратились в гнилушку и рассыпались под пальцами Гловача. Многообразные страхолюдные девочки быстро уменьшились в размерах и, пища на ходу тоненькими голосками, скрылись в траве.