Жаль, что этот случай все испортил.
– Моя жена, – холодно заявил Трип, – была очень скупа и была тиранкой. После нашей свадьбы она всегда испытывала наибольшее удовольствие, когда видела, что мои дети и я вынуждены обращаться к ней за милостыней. Она выдавала на нищенские суммы. Она не только отказалась сделать меня распорядителем завещанного ее отцом, но заявила, что сама будет распоряжаться своими деньгами.
– Но ведь эти деньги были ее, разве не так? – проворчал Шайн.
Трип поджал губы и ничего не ответил. Майк рассматривал его надутое лицо. Он понимал навязчивую идею этого человека, перешедшую просто в манию. Трип считал, что он подвергался притеснениям. В его понятии обокрасть одновременно свою жену и страховую компанию было актом справедливости.
– Хорошо, я сообразил. Я понял, что вы не сказали правду полиции. И не бойтесь, я-то уж им не скажу ничего. Это совсем не устроит мои дола.
Если же узнают, что я помог вам совершить преступление, то мне и от этого не будет никакой пользы. Но, возвращаясь к угрожающим письмам, я хочу знать, где они сейчас находятся?
– Я отдал их сегодня утром мистеру Пантеру. Их было три, требующих от Леоры сумму в сто тысяч долларов.
– Анонимных?
– Да, конечно. Ей писали, что в случае согласия она должна дать определенные заверения.
– И она этого не сделала?
– Да, она категорически отказалась. Как я вам уже сказал, моя жена не так-то легко расставалась со своими деньгами. Она склонна была рассматривать эти письма как произведения какого-то сумасшедшего. Потом она поделилась со мной своим беспокойством, и мы решили передать это дело в руки частного детектива.
Наступило короткое молчание, во время которого Шайн смотрел в пол, а Трип прямо перед собой. Потом, как бы говоря сам с собой, агент по недвижимости прошептал:
– Я не хочу изображать особенное горе, но мне все же неприятно, что моя жена умерла такой смертью.
Глаза Шайна блестели, но он не поднял их.
– Вы заявили, что она сперва приняла эти письма за творение сумасшедшего? Не хотите ли вы этим сказать, что она знала, кто посылал ей их?
– Совершенно точно. Я уверен, что она с самого начала знала, кто является автором этих писем, и так как я, со своей стороны, тоже» догадывался об этом, то и считал, что она находится в большой опасности. Но когда она отказалась серьезно отнестись к этим угрозам, я почувствовал себя освобожденным от ответственности.
– Надеясь, может быть, что она даст себя прикончить и что вы свободно тогда можете наложить свою руку на ее денежки? – предположил Майк.
– Вы не имеете никакого права говорить со мной таким тоном, Шайн! – закричал Трип, быстро вскочив. – Я больше не желаю слушать ваши оскорбления. Уходите, и немедленно!
Шайн не пошевельнулся.
– Я остаюсь, Трип, – спокойным тоном сказал он. – Садитесь и не устраивайте истерик – это ни к чему не приведет. Ведь вы не станете опровергать, что наследуете ее деньги, а?
Арнольд Трип некоторое время колебался, потом все же опустился в свое кресло.
– Что же касается этого, то теперь все узнают, что половйна состояния перейдет к моим детям и ко мне.
Шайн резко поднял голову и приподнял вопросительно брови.
– А другая половина?
– Мне кажется, что это вас абсолютно не касается, хотя я и могу вам сказать, что другая половина предназначается ее брату Буеллу Ренслоу. В сущности, вся часть Леоры перейдёт к нам, половина состояния ее отца. В течение ряда лет она пользовалась доходом от всего состояния, но оговорка в завещании ее отца гласит, что в случае смерти Леоры половина состояния перейдет к ее брату или будет помещена в банк до того времени, когда он выйдет из тюрьмы, куда он был посажен двадцать пять лет тому назад… за убийство.
Шайн вздрогнул и выпрямился в своем кресле.
– Пожалуйста, расскажите мне об этом с самого начала!
Трип затянулся сигарой, заметил, что она погасла, осторожно положил её на край пепельницы и ответил с большой важностью.
– Я считаю, что это вас не касается.
Между сощуренными веками глаза Шайна поблескивали холодным металлическим блеском.
– Было совершено убийство, мистер Трип, в которым ваши дети и вы сами достаточно скомпрометированы. Вы сделаете лучше, если расскажете мне все.