– Но, видимо, мало, чтобы заставить вас бросить вашего мужа, а?
– Без шуток! – закричала вдруг Мона, вскочив. – Откуда вы узнали, что…
Она неожиданно замолчала и прикусила губу.
– Очень просто, догадался. Вы мне говорили ведь, что вы замужем, но что совершенно не считаетесь с этим. С другой стороны, вы были совершенно уверены в том, что держите Карла в руках. Было нетрудно догадаться, на чем основывалась эта уверенность. Ренслоу это знает?
Нет. Почему вы об этом спрашиваете?
– Так просто. Я думаю, что, если бы он об этом знал, он повысил бы сумму.
– Мы еще не дошли до этого. Может быть… Да.
– Если вы еще и после моего ухода продолжали пить абсент, то, естественно, были не в состоянии хорошо соображать…
Шайн остановился. Подняв глаза, он вдруг увидел поверх плеча Моны Буелла Ренслоу на пороге зала. Он был в смокинге и имел очень элегантный вид, но глаза у него были красные и лицо осунувшееся.
Шайн бросил взгляд на Дороти Трип. Она смотрела на своего дядю и, казалось, не узнавала его. Ренслоу увидел Шайна и возле него Мону и после некоторых колебаний направился в их сторону.
– А вот и ваш компаньон по пьянке, – прошептал Майк. – Он направляется прямо к нам. Вы хотите его избежать?
Мона повернулась, увидела Ренслоу, встала и заявила с неискренней веселостью:
– Я потеряла с вами столько времени, прекрасный блондин. Мне сейчас нужно немного и поработать.
Уходя, она небрежно приветствовала Ренслоу. Бывший заключенный занял ее место.
– Вам здорово везет, старина, – сказал ему Шайн. – Что вы будете пить?
– Ничего, спасибо. Это не пойдет. Мои нервы уже на пределе.
– Это абсент.
– У нее же в доме никогда не бывает ничего другого.
Ренслоу казался безразличным, далеким от всего. У него был тот же кроткий взгляд, что и у его сестры Леоры Трип.
– Когда же окончилась эта попойка?
– Час тому назад. Я вернулся к себе, – чтобы не много освежиться и прийти в себя от этого ужасного вкуса абсента.
– Попробуйте выпить пива, – предложил Шайн.
Ренслоу вдруг задрожал.
– Нет еще… может быть… позже…
Посыльный появился в зале и стал обходить столики, наклоняясь время от времени к сидящим, чтобы задать им вопрос. Он приблизился к их столику. Ренслоу нервно закурил сигарету и посмотрел на посыльного.
Интуиция Майка Шайна подсказывала ему, что этот посыльный был посланцем судьбы. Он и сам не знал почему, но легкая дрожь пробежала по его телу, когда паренек подошел к ним и спросил:
– Мистер Буелл Ренслоу?
Ренслоу утвердительно кивнул, и посыльный протянул ему письмо. Шайн дал ему монетку, в то время как Ренслоу нервными движениями пальцев раздирал конверт. Шайн внимательно смотрел на него, когда тот развертывал листок бумаги и читал послание.
Ренслоу еще раз перечитал написанное, держа его в судорожно сжатых и дрожащих руках. Шайн увидел, как Ренслоу побледнел, и спросил его:
– Плохие новости, старина?
Он наклонился вперед, чтобы попытаться прочитать, что там написано, но ничего не мог разобрать, кроме подписи Карла Мелдрума.
Ренслоу поднял глаза и скомкал письмо в руке.
– Нет, нет… Это… Это шутка… Очень плохая шутка.
С устремленным в пустоту взглядом он сложил листок бумаги И стал старательно разрывать его на мелкие кусочки.
– Простите меня, – пробормотал он, вставая, и неверными шагами, глядя куда-то вдаль, направился к выходу.
Шайн увидел, как у выхода к нему подошла Мона. У него создалось впечатление, что она специально его сторожила, что она ожидала его быстрого ухода.
Она что-то сказала ему, и он сухо ответил ей. Глаза Моны округлились, и она, казалось, запротестовала.
Ренслоу хотел уйти, но она уцепилась за него. Он оттолкнул ее, потом изо всех сил дал ей пощечину.
Удар был так силен, что она упала на колени и что-то закричала, чего Шайн не разобрал. Мужчины с ближайших столиков бросились к Моне, а Ренслоу тем временем скрылся. Шайн видел, как поднимали Мону и усаживали на стул. Он огляделся по сторонам – никто не смотрел на него. Он нагнулся и подобрал кусочки разорванного Ренслоу письма.
Он старательно стал складывать эти кусочки. Некоторых из них не, хватало, но под конец, после получасового кропотливого труда, он смог все же прочесть неполноценное, но понятное ему послание. Хотя оно и выглядело в таком виде довольно странным, он все же расшифровал его:
