– Мм-м… Да. Ты все-таки совсем, не так уж глупа, Мона. Скажите, Шайн, мы можем с вами сговориться на такой основе или нет?
– Может быть.
– Сколько же вы хотите, чтобы бросить все это? Необходимо оставить вещи в том положении, в котором они находятся в настоящее время. Сколько же вы за это хотите? Ну? И, видимо, после этого, все будут довольны.
Шайн подергал себя за ухо, потер подбородок и наконец ответил:
– Я много раз в своей жизни сталкивался со взятками, но всегда отказывался от них, Ренслоу. Нужно, чтобы это было чрезвычайно интересно, а так…
– Ну что ж, наконец! Можно подумать, что у вас в действительности есть против меня улики.
– А нет?
– Конечно, нет! Ничего!
– Вы же сами знаете, что Джое Дарнел не убивал Леору.
Ренслоу пристально смотрел на Шайна в течение нескольких мгновений. Майк твердо выдержал его взгляд. Наконец бывший заключенный вздохнул и вдруг сунул свой пистолет в карман. Майк тотчас же расслабился и осмелился даже достать сигареты и зажигалку.
– Все, что нам сейчас нужно, – это обнаружить и настигнуть, виновного, которого нужно будет поставить на место Дарнела, – сказал он.
– Да, но ведь на это всем наплевать, кроме вас! Когда я получу свое наследство, я вам дам столько денег, сколько вам никогда не заработать своим проклятым ремеслом частного детектива!
Шайн медленно покачал головой.
– У меня дубовая голова, Ренслоу, – сказал он. – К тому же у меня, может быть, осталось немного гордости. Я никогда не доставлю Пантеру удовольствие увидеть, как я буду ретироваться из Майами.
– Проклятье! Но ведь у вас будет достаточно денег, чтобы купить Пантера и перепродать его!
Шайн ничего не ответил.
– Послушайте, – вдруг великодушно предложил Ренслоу, – а почему бы вам не повесить убийство… на шею одному из детей Трипа? Они ведь оба были там вчера вечером. Они же ненавидели и не выносили Леору, потому что она отказывала им в деньгах. Если уж дело на то пошло, то это один из них мог нанести ей этот удар.
– Возможно, весьма возможно, – прошептал Шайн. – Но это обстоятельство будет значительно труднее доказать, чем сказать об этом.
Он вытянул вперед свои длинные ноги, сунул обе руки в карманы и закусил губу с задумчивым видом. Мона посмотрела на обоих мужчин, дрожащей рукой снова налила себе питье и вдруг воскликнула:
– Боже мой, я никогда ничего подобного не видела! Вы оба, сидя тут, ищете кого-то, кого смогли бы обвинить в убийстве, так же спокойно, как будто, спрашиваете, какое блюдо сегодня будет подано на обед!
Шайн нахмурил свои густые брови. Он хотя и слышал ее восклицание, но не подал вида, что обратил на него внимание.
– Да, нам действительно нужен кто-то, у кого была возможность и, особенно, «причина» для убийства, – пробормотал он.
Неожиданно он выпрямился и спросил у Ренслоу:
– А эти письма, которые вы писали своей сестре? Вам – не кажется, что они могут свидетельствовать против вас?
Ренслоу открыл рот, потом снова закрыл его, казалось, совершенно ошеломленный.
– Какие письма? – спросил он прерывающимся голосом.
– Я считал, что мы договорились и перестанем разыгрывать мелодраму. Нужно все же, наконец, основательно обо всем договориться, чтобы была совершеннейшая ясность во всем, если вы хотите, чтобы эта история прошла для вас гладко.
– Конечно, это и мое желание. Но я никогда и ничего не слышал о письмах.
Шайн разозлился…
– Боже, мой! – воскликнул он в сильном раздражении, – Если вы не хотите мне говорить всей правды, я все брошу!
Он встал и решительным шагом направился к двери. Зубы его были крепко сжаты.
– Подождите, – умоляющим тоном попросил его Ренслоу. – Не говорите так. Я вам клянусь, что я не лгу. Что это за письма?
Уже дойдя до двери, Шайн обернулся. Он посмотрел на Мону, потом на Ренслоу и до него, наконец, дошло, что тут определенно что-то не так и этот пожилой мужчина несомненно говорит правду.
– Говорите, ну, говорите же, Ренслоу… Скажите же, я очень хочу вам верить. Если все это так, как говорите вы, то мы уже почти держим нашего человека. Карл Мелдрум! Это может быть только он!
Краем глаза Шайн увидел, как вздрогнула Мона.
– Карл Мелдрум? – пробормотал Ренслоу. – Да-а, Должен, сказать, что он мне как-то признался, что был любовником Леоры.
