Кризис и голод первой половины 1930‐х годов сопровождались ростом преступности в СССР. Всплеск пришелся на 1929–1933 годы. Документы свидетельствуют, что основную массу нарушений составляли денежные растраты, крупные хищения товаров, мелкое воровство «социалистической собственности». К 1934 году они составили две трети всех зарегистрированных преступлений[278]. Правительство принимало драконовские постановления, пытаясь остановить воровство и хищения.
Некоторые историки видят в экономических преступлениях проявление сопротивления режиму. С этим трудно согласиться. Крупные хищения преследуют цель обогащения, их примеры вы найдете в любой стране. Мелкое воровство, которое в СССР в первой половине 1930‐х годов приняло гигантские масштабы, скорее представляло способ выживания и самоснабжения в условиях хронического дефицита товаров, чем сопротивление власти. Не случайно наибольшего размаха воровство достигло в смертоносном 1933 году. С нормализацией экономической обстановки в стране в середине и второй половине 1930‐х годов число экономических преступлений снизилось. Новый подъем преступности вызвала только война[279]. Окраску социально-политического протеста экономическим нарушениям придавала сама власть, которая считала их преступлениями против социалистической собственности, социализма. Те историки, которые считают, что экономические преступления являлись сопротивлением режиму, вольно или невольно солидаризируются с крайне политизированными трактовками сталинского руководства[280].
Размеры хищений были огромны. Основной урон государству наносили не банды, совершавшие вооруженные грабежи и налеты на поезда, склады, магазины, а преступления по месту работы — крупные хищения денег и товаров, которые совершались администрацией, а также мелкое воровство простых работников. При пустых полках магазинов всякая мелочь имела ценность, «несуны» становились бичом социалистической экономики. «Несли» с работы то, что производили, либо то, что лежало без присмотра.
Вот лишь некоторые факты. На предприятиях легкой промышленности стоимость украденных товаров на каждого рабочего в год превышала 150 руб. На Горьковском автомобильном заводе машины исчезали прямо со сборочного конвейера. На заводе «Треугольник», выпускавшем галоши, в 1932 году было украдено более 100 тыс. пар[281]. Бюджеты рабочих показывают, что член шахтерской семьи в Донецкой области имел в месяц более 70 кг угля, в то время как рабочий в среднем по СССР — 12,5 кг. В 1932 году в «мясных» совхозах было расхищено около 10 тыс. голов крупного рогатого скота, в овцеводческих совхозах тысячами пропадали овцы, в зерновых исчезали сотни тысяч пудов хлеба, десятки стогов сена и т. д.[282]
Воровство процветало и в системе государственного нормированного снабжения. Произведенная весной 1932 года органами ОГПУ в Москве проверка показала, что в среднем ежесуточно со всех вокзалов мешочники вывозят до 17 тыс. пудов хлеба. Источник — хищения из торговой сети потребительских кооперативов, хлеб из-под прилавка продавался без карточек[283]. По словам Микояна, проверка хлебных магазинов в Москве показала, что воровали по 12 вагонов в день. На совещании директоров ГОРТа в апреле 1932 года он говорил:
Воруют все, вплоть до коммунистов. Коммунисту легче воровать, чем другому. Он забронирован партбилетом, на него меньше подозрений[284].
Отсутствуют данные об общем количестве потерь по причине воровства, есть только фрагментарные сведения. Только за март — апрель 1932 года по 11 областям и краям РСФСР потери от хищений составили около 5 млн руб. В 1933 году, по неполным данным, только в Москве и области, и только в кооперативной торговле, потери от воровства исчислялись суммой более 25 млн руб.[285]
Продажа и обмен личного имущества, махинации с пайками, незаконные прикрепления к распределителям, мешочничество, воровство играли важную роль в самоснабжении населения, смягчали крайнюю избирательность и исправляли изъяны государственной системы снабжения. С их помощью имевшийся товарный фонд перераспределялся по принципам отличным от принципов государственного снабжения. За редким исключением в основе этого перераспределения лежали рыночные отношения — товар получал тот, кто имел достаточно денег, чтобы заплатить, цены определялись спросом и предложением. Основным механизмом перераспределения являлась спекуляция — незаконная частная торговля.
