За фасадом «сталинского изобилия». Распределение и рынок в снабжении населения в годы индустриализации, 1927–1941 - страница 60

Российские исследователи, которые утверждают, что советское политическое руководство 1930‐х годов жило жизнью западных мультимиллионеров, исходят в своих оценках либо из потенциальных возможностей власти в огосударствленной экономике, либо утрированно подчеркивают обеспеченность элиты по сравнению с бедственным положением большинства населения СССР. Действительно, по сравнению с крестьянами, рабочими, служащими, большей частью интеллигенции материальное обеспечение советского политического руководства выглядело верхом благополучия, однако оно не шло в сравнение с богатством капиталистического мира. Не случайно иностранцы, посетившие СССР в 1930‐е годы, как и современные западные исследователи, оценивающие положение советской элиты с позиций западного общества, считают его более чем скромным. Советское общество, хотя и имело внутреннюю стратификацию, своих богатых и бедных, оставалось более однородным, чем западный мир. Но это было не равенство сытых и обеспеченных людей — идеал коммунизма, а неравенство в бедности.

Эти черты советское общество сохраняло и в последующие десятилетия. Хотя жизнь улучшалась, численность и материальное благосостояние элиты росли, советское общество по-прежнему оставалось более нивелированным в бедности, чем западное. В 1970‐е годы уровень жизни советской элиты, как показывает исследование Мэтьюза, примерно соответствовал среднему уровню жизни в США того времени. Материальное благосостояние советского общества повышалось медленно, его разрыв с материальным благополучием развитых капиталистических стран не сокращался[264]. Хотя в Кремле уже не сидели «солдаты революции», экономика дефицита, политическая система и идеология, созданные ими, продолжали определять уровень материальной жизни общества и их преемников у власти.

Численность элиты, которой централизованное распределение в первой половине 1930‐х годов обеспечивало сытую жизнь, была ничтожна. Согласно архивным данным о спецснабжении высшей номенклатуры СССР и РСФСР, ко времени отмены карточной системы число руководящих работников центральных учреждений, получавших лучший в стране паек литеры «А», составляло всего лишь 4,5 тыс. человек; группа ответственных работников, получавших паек литеры «Б», включая областной, районный и городской актив Москвы и Ленинграда, — 41,5 тыс.; высшая группа ученых — 1,9 тыс. человек (все данные приводятся без учета членов семей). Если учесть персональных пенсионеров союзного и республиканского значения и бывших политкаторжан, то число получавших спецснабжение возрастет до 55,5 тыс. семей, из которых 45 тыс. жили в Москве[265].

Кроме тех, кто «законно» получил от государства право на сытую жизнь, в стране были и те, кто незаконно пользовался спецснабжением. Местные партийные и советские лидеры, руководители крупных предприятий и строек, региональные представители прокуратуры и ОГПУ/НКВД, официально не получив спецснабжения, пользовались всем лучшим на своем уровне: все, что поступало в регион, попадало в их распоряжение. Самоснабжение местного руководства шло за счет ухудшения снабжения населения данной территории, так как обеспечивалось из общих государственных фондов, выделяемых Наркомснабом для этой местности.

Однако в условиях скудного снабжения периферии возможности местных руководителей были ограниченны и зависели от размеров управляемой территории и ее важности в правительственных планах. Индустриальные районы с крупными промышленными объектами обеспечивались лучше, а значит, существовало больше возможностей поживиться за государственный счет. На крупных предприятиях и стройках к тому же работали иностранцы, для которых правительство выделяло особые фонды. Официально распределители, снабжавшие иностранцев, были недоступны советским гражданам, но с замечательной закономерностью к этим распределителям оказывалась прикрепленной вся местная верхушка