За фасадом «сталинского изобилия». Распределение и рынок в снабжении населения в годы индустриализации, 1927–1941 - страница 55

и покупок продуктов на крестьянском рынке. Данные таблицы подтверждают выводы, сделанные ранее. Иерархия снабжения действительно существовала. Питание рабочих Москвы и Ленинграда, относившихся к привилегированным спискам снабжения, было лучше среднего уровня питания промышленных рабочих в стране. Индустриальные рабочие столиц ели белого пшеничного хлеба, мяса, рыбы, сахара больше, чем рабочие областных городов или текстильщики города Иванова, относившиеся по сравнению с Москвой и Ленинградом к более низким спискам снабжения.

Подтверждается, однако, и другой вывод. Государственное снабжение создавало стратификацию в бедности. Все рабочие, включая и индустриальный авангард, влачили полуголодное существование. Никто, даже семьи столичных индустриальных рабочих, практически не получал из государственных фондов жиров, молочных продуктов, яиц, фруктов, чая. Снабжение мясом можно считать чисто символическим: член рабочей семьи в Московской или Ивановской области ел в среднем в день не более 10 г. По сравнению с ними столичные рабочие получали больше — 35–40 г в день, но этого было недостаточно для тех, кто занимался тяжелым физическим трудом. По данным бюджетов (таблица 8), паек индустриального рабочего Москвы, один из лучших в стране, обеспечивал в 1933 году на члена семьи полкило хлеба, 30 г крупы, 350 г картофеля и овощей, 30–40 г мяса и рыбы, 40 г сладостей и сахара в день, стакан молока в неделю.

Получая даже столь скудный паек, индустриальные рабочие имели реальные преимущества перед рабочими мелких предприятий, служащими, студентами, которые снабжались из государственных фондов в основном хлебом да по случаю получали немного крупы и сахара. Преимущества индустриальных рабочих выглядят еще более очевидными, если сравнивать их с крестьянами, которые практически не обеспечивались государственным снабжением и в условиях роста государственных заготовок сельскохозяйственной продукции были обречены на голод. Однако даже для индустриального авангарда государственное снабжение не обеспечивало сытой жизни, и рынок был жизненно необходим.

Централизованное распределение непродовольственных товаров повторяло иерархию продовольственного снабжения, с той лишь разницей, что здесь товарные ресурсы государства были еще более худосочными. Бюджеты фабрично-заводских рабочих СССР за 1932–1933 годы являются свидетельством нищеты советского пролетариата[230]. В среднем в год на одного члена семьи рабочие покупали (включая государственную торговлю и рынок) около 9 м ткани, в основном ситец. Из этого можно было сшить одно-два летних платья или две-три рубахи. Шерстяные ткани практически отсутствовали (40 см в год на человека). В соответствии с бюджетами на одного члена рабочей семьи приходилось менее пары кожаной обуви (0,9), одна галоша (0,5 пары), а также кусок мыла (200 г) в год и немногим более литра керосина в месяц[231]. Кроме того, рабочий в месяц покупал около 12 кг угля для отопления жилья и немного дров (0,03 куб. м). Мебель, хозяйственные вещи в покупках практически отсутствовали. Расходы на них составляли около рубля на человека в месяц, столько же, сколько тратили на покупку мыла. В целом на непродовольственные товары в 1932–1933 годах приходилось всего лишь 10 % расходов в бюджете рабочей семьи.

Сколь ни ничтожны эти данные, но не все из перечисленного обеспечивалось государственным снабжением. На рынке рабочие покупали 40–45 % дров, 20 % кожаной обуви, 10–15 % швейных изделий, мыла, 7 % угля. Только керосин и ситец поступали почти исключительно от государства.

Централизованное распределение непродовольственных товаров также подчинялось индустриальным приоритетам. В наилучшем положении находились московские рабочие. Но в чем реально состояли их преимущества? В 1932–1933 годах московский пролетарий по сравнению со средним промышленным рабочим в СССР получал из государственных фондов на каждого члена семьи в год на 2 м ситца больше, кусок мыла в месяц весом не 200, а 350 г, керосина на 2,5 л больше. Московский рабочий меньше, чем средний рабочий в стране, покупал товаров на рынке, что делало для него жизнь дешевле