За фасадом «сталинского изобилия». Распределение и рынок в снабжении населения в годы индустриализации, 1927–1941 - страница 50

Сельское население в период карточной системы находилось в наиболее бедственном положении. Противоположность города и деревни, которая существовала и раньше, при Сталине приобрела иной характер. До революции, при всей отсталости деревни, там проживали помещики, зажиточное крестьянство, крепкое середнячество, жизнь которых отличалась относительно высокими материальными стандартами. Образованная элита не брезговала жить в деревне. В периоды войн и кризисов сельское население, близкое к земле, как правило питалось лучше городского. Голодные горожане — мешочники — промышляли в деревнях либо вообще бежали из города в деревню. Огосударствление экономики привело к тому, что в 1930‐е годы в периоды кризисов не горожане ехали в деревню за продовольствием, а сельчане с мешками за спиной штурмовали города в надежде разжиться хлебом, другими продуктами и нехитрым ширпотребом. В плановой экономике победителями оказывались живущие в городах, проигравшими — живущие в деревне.

Нищета и бесперспективность сельской жизни стали одной из главных причин миграции в города во все десятилетия советской власти. В конечном счете это привело к вымиранию деревень. Нашумевшая в 1970‐е годы трагедия Нечерноземья, да и других бесперспективных сельских регионов, откуда бежала молодежь и лишь старики оставались доживать свой век, берет начало в сталинские 1930‐е. Вопреки утверждениям официальной советской историографии, противоположность города и деревни при советской власти не стиралась, а по меньшей мере сохранялась.

Причины бедственного продовольственного положения деревни в годы карточной системы нетрудно понять. Государственная система снабжения строилась на предположении о самообеспечении сельского населения. Однако возраставшие государственные заготовки изымали не только товарные, но и необходимые для потребления самих сельчан продовольственные ресурсы[205]. В итоге колхозы оставались с небольшой суммой денег — заготовительные цены для колхозов были убыточными[206] — и с небольшим запасом выращенной ими продукции, из которой еще предстояло выделить семенные и резервные фонды. В результате, согласно русской поговорке, сапожник сидел без сапог: хлеборобы не имели в достатке хлеба, те, кто растил скот, не ели мяса, не пили молока.

Опустошая колхозные закрома, государство снабжало сельское население скудно и нерегулярно. Хотя сельское население по численности более чем в три раза превосходило городское, в период карточной системы на снабжение села приходилось всего лишь около трети товарооборота страны. Товар завозили главным образом в третьем и четвертом кварталах, чтобы стимулировать сбор урожая. В 1931–1933 годах на снабжение сельского населения Наркомснаб выделил лишь 40–30 % швейных изделий, обуви, мыла, трикотажа. Еще хуже сельское население обеспечивалось продовольствием. В указанный период Наркомснаб направил в города СССР более половины рыночного фонда растительного масла, порядка 80 % фондов муки, крупы, сливочного масла, рыбных продуктов, сахара, почти весь фонд мясопродуктов, весь маргарин, треть всех государственных фондов чая и соли[207]. Если учесть, что и города, получая львиную долю государственных фондов, обеспечивались крайне недостаточно, то ясно, что остававшиеся сельскому населению крохи не могли существенно улучшить его положение.

Более того, эти усредненные показатели не в полной мере характеризуют скудость государственного снабжения сельского населения. Направляемые в деревню фонды имели целевое назначение. Это значит, что товары не распределялись поровну между жителями, а шли на обеспечение определенных групп населения, в первую очередь работников политотделов МТС и совхозов. К моменту поступления товаров в сельпо большая их часть оказывалась закрепленной за определенными группами потребителей. Например, по данным за третий квартал 1933 года, 10 тыс. т сахара, которые были выделены правительством для сельского населения (города получили 57 тыс. т), предназначались только для работников совхозов и стимулирования заготовок; 3,5 тыс. т растительных жиров (города получили 18 тыс. т) предназначались для политотделов МТС, районного актива и совхозов; 2,1 тыс. т рыбы (города получили 75,8 тыс. т) пошли на стимулирование заготовок. Сливочное масло посылали на село только для снабжения работников политотделов МТС. По плану первого квартала 1934 года, сельский фонд — 100 тыс. т муки (для городов было выделено около 2 млн т) предназначался только для стимулирования заготовок технических культур