На оккупированных территориях Германия проводила в отношении крестьян жесткую политику. Она мало отличалась от сталинской политики 1930‐х годов. В бывших советских деревнях оккупанты брали хлеб как силой — группы солдат ходили по дворам, изымая излишки, так и в обмен — за сданную продукцию крестьяне получали талоны, на которые могли купить спички, табак, сахар, соль. Изымалась львиная доля произведенной продукции. Цены устанавливались оккупационными властями. Как и при Сталине, за сданную продукцию крестьянину платили низкую убыточную цену, товары же продавали ему втридорога.
Карточная система в СССР в период Второй мировой войны являлась более стратифицированной, чем те, что существовали в других воюющих государствах. Она сохраняла некоторые черты карточной системы первой половины 1930‐х, но не была ее полным повторением. Преимущества в снабжении имели рабочие и инженерно-технические работники промышленных предприятий, строек, транспорта. Повышенные и особо повышенные нормы, а также дополнительное снабжение получали занятые на тяжелой физической работе (шахтеры, рабочие горячих и вредных цехов). Отдельные группы снабжения составляли служащие, иждивенцы и дети.
Кроме принципа разных физических затрат в процессе труда стратификация снабжения зависела и от важности отраслей народного хозяйства. К первой категории потребителей относились работники оборонной, угольной, нефтяной, химической промышленности, металлургии, машиностроения, лесохимических предприятий, транспорта, строек оборонной и тяжелой промышленности. Остальные отрасли составляли вторую категорию. В конечном счете нормы зависели не только от того, был ли потребитель рабочим, служащим или иждивенцем, но и от того, к первой или второй категории снабжения он относился. В то время как в других воюющих государствах все взрослое население, помимо рабочих, объединялось в группу «обычных потребителей», получавших равные нормы, в СССР оно делилось на группы. Даже дети подразделялись на потребителей первой и второй категории, в зависимости от места работы родителей. Таким образом, несколько преобразованная социально-производственная иерархия снабжения первой половины 1930‐х годов продолжала существовать в СССР в годы Великой Отечественной войны.
Проведенный анализ показывает, что в мировой практике государственного регулирования снабжения карточная система, существовавшая в СССР в 1931–1935 годах, являлась одной из наиболее стратифицированных. Прагматизм и избирательность, которыми Политбюро руководствовалось при определении принципов и групп снабжения, не были превзойдены даже в годы Второй мировой войны.
Вводя всесоюзную карточную систему в 1931 году, государство обещало населению относительно высокие нормы снабжения. По хлебу, мясу, сахару они превышали нормы, установленные многими государствами во время Второй мировой войны для обеспечения собственного гражданского населения[523]. Однако выполнить обещанные нормы руководство СССР не смогло. В мирные годы первой пятилетки советские люди жили в условиях снабжения, каких население многих воевавших государств не испытало даже во время Второй мировой войны.
ИСТОРИОГРАФИЯ: ПЛАН И РЫНОК
Ранее в книге были представлены краткие обзоры исследований о становлении советской культуры массового потребления, влиянии индустриализации на благосостояние населения, а также об альтернативных путях экономического развития в 1930‐е годы[524]. Эта глава рассказывает об изучении проблемы взаимодействия плана и рынка в социалистическом хозяйстве. Поскольку дискуссии по этому вопросу не имели чисто академического характера, а были связаны с практической разработкой экономического курса страны, в обсуждении принимали участие не только историки и экономисты, но и политики и журналисты.
Первые серьезные дискуссии о соотношении государственного регулирования и рынка при социализме прошли в 1920‐е годы[525]. Дискуссии вызвал переход к новой экономической политике и поиск путей индустриализации страны. Споры экономистов о том, что представляют собой экономика переходного периода к социализму и сам социализм, сопрягались с борьбой за власть в коммунистическом руководстве. В дискуссиях участвовали сторонники продолжения и развития смешанной экономики нэпа (Н. И. Бухарин), перехода к свободному рынку (Н. Д. Кондратьев, Л. Н. Юровский), развития кооперации и управляемого государством социалистического рынка (А. В. Чаянов, В. Г. Громан, В. А. Базаров), а также те, кто ратовал за форсирование индустриализации — «большой скачок» (Е. А. Преображенский, С. Г. Струмилин), неминуемо и независимо от того, говорили об этом авторы или нет, ведший к огосударствлению экономики и усилению централизации.
