Говоря о поведении Политбюро в условиях нового кризиса, следует учитывать и то, что социально-политическая обстановка в деревне изменилась. В результате коллективизации исчез «частник-саботажник». Вместо него появился «родной социалистический колхозник». Понятие «социалистический колхозник» на деле являлось такой же пропагандистской ложью, каким было и понятие «крестьянин-саботажник» в период коллективизации. Колхозники повсеместно саботировали работу в колхозах, тогда как частник был отменным тружеником. Но коллективизация изменила политическую ситуацию, и, вместо того чтобы оцеплять голодающие деревни, обрекая их на вымирание, как это было в 1932–1933 годах, Политбюро помогло крестьянам. Часть вывезенного в период заготовок хлеба была отправлена назад в виде продовольственной и семенной помощи[429].
НКВД забил тревогу уже при первых признаках продовольственных затруднений. Он информировал Политбюро и местное руководство. Шла скрытая от общества переписка. В голодающие колхозы поехали представители партийных и советских органов, а также оперативные работники НКВД. Они должны были не только выявить причины неурожая, падежа скота, бегства колхозников, но и информировать Центр о поведении местных исполкомов, парткомитетов, от которых требовали немедленно оказать помощь нуждающимся. Ни в одном из донесений не было выдвинуто обвинений против крестьян. Продссуда выделялась уже с конца осени 1936 года. Политбюро предоставило льготы бедствовавшим колхозам[430].
Конечно, на деле все шло не так гладко, как на бумаге. При оказании помощи характерные признаки распределительной системы проявили себя. Из-за бюрократизма государственного снабжения продссуда шла на места медленно. Часто это вообще было кабинетное распределение без учета нуждаемости. Сказывались и большие потери из‐за хищений. Из того, что доходило до бедствующих колхозов, значительная часть выделялась на создание семенного фонда — приближался сев. Например, для Оренбургской области правительство выделило в январе 1 млн пудов зерна. Из них более 400 тыс. пудов пошло на семена. Только то, что осталось, разделили между колхозниками. Как свидетельствуют спецсообщения о распределении продссуды, во многих колхозах это опять вылилось в 100–200 г зерна на трудодень, а то и меньше — 45 г, — столько получили колхозники в голодающих колхозах на Северном Кавказе в январе 1937 года. Тот факт, что ссуду распределяли в основном между колхозниками, объясняет преобладание единоличников среди умерших от голода крестьян.
Вновь проявилась роль кнута и пряника, которую распределение играло в социалистической экономике. Правления колхозов манипулировали продссудой. Распределяли понемногу и придерживали хлеб до начала сева — чтобы выдавать только тем, кто будет работать. В ряде районов правления не выдавали хлеб даже остронуждавшимся, если они плохо работали. Ярче обозначилась и социальная стратификация. Сельское руководство, бригадиры пользовались правом преимущественного и первоочередного снабжения, в то время как рядовые колхозники довольствовались остатками. Этот порядок распределения с ведома и по распоряжению районных партийных и советских организаций навязывался колхозникам как безоговорочный и не подлежащий обсуждению на общих собраниях. Политбюро и НКВД в данном случае не поддержали местное руководство, считая подобные привилегии нарушением колхозного устава.
После оказания помощи в бедствующих колхозах наступало временное облегчение, но ссуды было недостаточно. Там, где она была выдана в декабре — январе, к началу весны колхозники опять сидели без хлеба[431]. По сообщениям НКВД, и после выделения ссуды нищенство и голодные опухания продолжались. Правительство вынуждено было помогать колхозам вплоть до получения нового урожая.
Не обошлось и без репрессий. Последовало официальное объяснение причин продовольственных затруднений — вредительство. Политбюро дало указания НКВД выявить и арестовать организаторов «контрреволюционной деятельности» в распределении доходов в колхозах, в животноводстве, в торговле хлебом. В связи с кризисом только в Саратовской области в январе — феврале 1937 года НКВД «ликвидировал 88 дел», по которым арестовал 189 человек, и «наметил к ликвидации 41 дело» с арестом по ним 186 человек
