— Поднимитесь! — скомандовал Хосро. — Как вы видите, меч покинул ножны. Мы снова начинаем войну против нашего старинного врага.
— Мудро ли это будет, великий шах? — спросил более пожилой сурена[100], Исадх-Гушнасп, единственный гражданский человек в группе сановников, чьи мудрость и опыт позволяли ему смело выражать свои взгляды, без оглядки на любое чужое мнение. — Договор о вечном мире сохраняется, его нельзя просто так нарушить.
— Слово персидского благороднорожденного незыблемо! — отвечал Хосро, цитируя любимую максиму персидской элиты, чьими основными принципами были честь, правдивость и почтительность. — И это правда — если говорить о личном. Однако время от времени отношения между государствами требуют более, так скажем, «гибкого подхода». И никакой мир не может быть вечным. Лишь достаточно долгим, чтобы решить насущные проблемы.
— Эти проблемы — спорные территории Лации, Армении, Месопотамии и Сирии?[101]
— Точно так, мой сурена. Как мне кажется, при всех моих предшественниках баланс сил в этих областях всегда склонялся в пользу Рима. Теперь баланс уравновешен — и настало время пересмотреть договор.
— Одно твоё слово, великий шах! — воскликнул один из военачальников, седовласый и суровый. — Одно слово — и мы разрушим Константинополь и принесём тебе голову Юстиниана, как однажды уже сделали с Валерианом[102].
— Мы не стремимся к завоеванию Константинополя, Шаген, мой старый добрый пожиратель огня! — улыбнулся Хосро. — Мы просто напомним Риму, что с нашей Империей шутить нельзя. Рим нужен Персии — как тренировочная площадка, где наши юноши могут постигать искусство войны... и как источник доходов в мирное время. — Хосро обращался теперь ко всем собравшимся. — Пусть Равенна пала перед римлянами, но ситуация в Италии всё ещё нестабильна. Прежде чем они смогут вернуть свои армии с Запада, давайте — как и предложили нам посланники Витигиса — застигнем их врасплох, пока мирный договор в силе, и нанесём удар по их восточной границе. У меня есть законное право на трон Юстиниана[103]. Впрочем, даже несмотря на это, завоевание, как я уже говорил, не является нашей целью. Зачем Персии нужны новые территории, когда наша земля простирается от Евфрата до Гималаев?
Напротив, мы сохраним их богатые города и обложим их данью, которая напитает нашу казну.
Повернувшись к сурене, Хосро продолжал с ироничной усмешкой:
— Надеюсь, это не вызовет твоих возражений, Исадх-Гушнасп?
Советник склонил седую голову в знак согласия.
— Я хотел бы лишь напомнить, великий шах, что теперь, когда Италия вновь стала римской, Велизарий может повести свою армию на Восток.
— Значит, нам не следует терять времени. Подготовьте армию. Я сам поведу её. Через три дня мы выступаем в Сирию.
— Я передаю вам приказ императора: разорвать любые соглашения и прекратить переговоры с Хосро, после чего немедленно готовиться к осаде.
Говоривший — знатный сановник Пруденций, только что прибывший в Антиохию из Константинополя, — обращался к Германусу, двоюродному брату Юстиниана, которого император назначил своим представителем в Антиохии после начала вторжения Хосро в Сирию. Двое мужчин разговаривали в главном зале Антиохийского дворца. Пруденций — цветущий, тучный, отчаянно потеющий в официальном облачении, которое он счёл необходимым надеть, несмотря на июньскую жару. Германус — худощавый мужчина с умным и нервным лицом — был одет в лёгкую тунику.
— Это безумие! — воскликнул он, в замешательстве выслушав Пруденция. — Мегас, архиепископ Бергеи[104], только что вернулся после переговоров с Хосро. Он говорит, что шах согласен отступить от Антиохии взамен на тысячу фунтов золота. Мне кажется, это небольшая цена, чтобы сохранить «Корону Востока».
— Это просто шантаж! — усмехнулся Пруденций, вытирая лицо шёлковым платком. — С каких это пор Рим склоняется перед Персией? Как тебе не стыдно, Германус? Прежде чем стать императором, Юстин командовал армией, которая прогнала персов, вторгшихся на Восток. Его племянник готов сделать не меньше.
— Но это же несопоставимо! — возразил Германус, с некоторым отчаянием глядя на невозмутимое лицо своего собеседника. — Юстин был вождём, лидером, ему противостояла всего лишь дикая толпа. Сейчас в Антиохии просто нет никого, кто мог бы сравниться с ним. В город может войти совершенно новая армия — это солдаты, закалённые в боях против степных кочевников — турок и эфталитов
