“Гораций” знает, где забрать это письмо, — возле Арки Траяна, неподалёку от набережной. Для него это будет короткой прогулкой — твоя база в Фануме меньше чем в 30 милях отсюда. Vale!
Написано в Претории Анкона, в IV календы Августа, A.R.U.C. 209 года»[95].
Post Scriptum: Герулы Нарсеса — истинный дар небес, они постоянно дерутся с греками Велизария, которых считают неженками. Центенарии[96] сбились с ног, пытаясь развести противников в разные стороны. Герулы, возможно, и свирепые бойцы, но в совместных операциях на них нельзя положиться, так как они отказываются выполнять любые приказы кроме тех, что исходят от их командиров. Такая потеха!
— Я слышал, ты приказал взять Медиоланум? — Нарсес буквально обвинил в этом Велизария, при всех, во время общего обеда в Анконе, которая теперь стала штаб-квартирой римской армии в Италии.
— Город должен быть освобождён, Нарсес, люди голодают, мы не можем оставить их без помощи. — Велизарий занял своё место за столом, рядом с армянином. В его голосе пробились отчаянные нотки. — Разумеется, ты и сам это понимаешь. Мы не можем позволить городу пасть, тем более что Витигис пообещал перерезать всех горожан. Я был уверен, что ты согласишься, когда отдавал приказ. Если я ошибся, то прошу прощения.
— Твоё поведение выходит за рамки простого нарушения этикета, Велизарий! — сухо и холодно откликнулся Нарсес. — В вопросах стратегического планирования я настаиваю на своём главенстве. Ты должен немедленно отменить приказ.
— Но... отряд уже возле Сена Таллина! — воскликнул Велизарий, не веря своим ушам.
— Это всего 20 миль. Пошлёшь конного гонца, он успеет передать приказ.
— Невыносимо! — заорал Велизарий, давая волю своему гневу. — Всего месяц назад ты — против моего желания — настоял на освобождении Ариминиума. Теперь останавливаешь меня, когда я собираюсь освободить Медиоланум. Нарсес, я начинаю думать, что тобой движет личная неприязнь, а не стратегические соображения!
Разговоры за столом замерли, все напряжённо следили за разгорающейся ссорой двух полководцев. Нарсес выглядел невозмутимым.
— Это чушь, и ты сам это знаешь. С освобождением Ариминиума мы не только сохранили преимущество, но и продвинули фронт вперёд. С Медиоланумом всё обстоит совершенно иначе. Город находится в 200 милях к северо-западу отсюда. Чтобы подойти к нему, нам пришлось бы растянуть войска. Это означает открытие второго фронта.
— Вот вам и теория блицкрига! — с горечью бросил Велизарий.
— А вот теперь ты намеренно говоришь глупость! — вздохнул Нарсес. — Ускорение войны зависит от равномерного продвижения фронта. Пока мы не укрепим наши позиции в Центральной Италии — особенно в Ауксимуме и Фьезоле[97], — мы не сможем этого сделать.
— И потому ты спокойно будешь смотреть, как Медиоланум предают огню и мечу? Как ты сможешь жить, имея на совести столько невинных душ?
— На моей совести?! Я хотел бы напомнить, Велизарий, что эта проблема возникла исключительно из-за твоего решения! — недрогнувшей рукой Нарсес налил себе полный кубок вина и сделал большой глоток. — Мы теряем время.
Ты напишешь приказ своей рукой или предпочитаешь передать мне свои полномочия и тогда это сделаю я?
«Аникий Юлиан, сенатор, — Прокопию Кесарийскому, хроникёру и летописцу. Ave!
Дорогой “Регул”, мой соратник по Либертас! Может показаться, что после того, как Велизарий захватил Равенну после бескровного переворота, наши цели провалились: половина Западной Империи возвращена, Юстиниан по-прежнему на троне — и кажется, даже ещё сильнее, чем прежде.
Оглядываясь назад, я думаю, что с Нарсесом у нас вышло более чем удачно. В результате его перевода в Италию начались такие склоки и споры, что армия, как мы и планировали, раскололась. За этим последовал шок от падения Медиоланума — полумиллионный город был стёрт готами с лица земли, а его жители перебиты — это, к сожалению, заставило Юстиниана отозвать Нарсеса. После того как Велизарий остался единственным командующим, ему удалось покончить с Витигисом, которого Юстиниан списал со счетов, как и Гелимера. Неужели тебя не возмущает, кстати, как мы сегодня пресмыкаемся перед варварами? Когда Рим был Римом, Витигис был бы распят на кресте, как Спартак, или публично задушен, как Верцингеторикс.
