— Как жаль, что я не могу поделиться с тобой величайшими драгоценностями человеческого разума! — посетовал Тимофей, читая очередной её доклад как-то раз. — Больше века назад христиане сожгли Великую библиотеку Александрии, это было при первом Феодосии. Несчастные фанатики... Фанатизм — вот проклятие восточного ума. Потому мы и находимся в таком бедственном положении на грани раскола между восточными монофизитами Сирии и Египта, несгибаемыми в своей вере, и сторонниками Халкидона на западе.
— Но Ирена говорила, что вы за монофизитов, отче?
— Это так. Но, боюсь, не слишком явно, — Тимофей виновато развёл руками и грустно усмехнулся. — Как патриарх, я представляю здесь нашего Императора и потому не имею права следовать зову своего сердца. Монофизиты, видишь ли, не чужды мистики в своей вере. Для нас Бог, хоть и рождённый женщиной, остаётся Богом, у него лишь одна, божественная, натура. Египтяне же, как я сам, а также сирийцы — семитские народы — не видят в этом никакого противоречия. Попробуй принудить нас силой отказаться от нашей веры — и ты рискуешь спровоцировать восстания и распри. Ты видела монахов и священников на улицах города? Из них вряд ли многие готовы отдать жизнь за веру и защищать её столь же фанатично, как это делаем мы. Хотя, если говорить обо мне, то я понимаю точку зрения халкидонцев и — между нами говоря — даже отчасти разделяю её. К счастью, нынешний правитель мудр и умеет закрывать глаза на многое, в том числе и на ересь монофизитов, по крайней мере здесь, в Египте. Четыре столетия назад Тит и Адриан уже сталкивались с подобной проблемой — когда разворошили осиное гнездо, вмешавшись в чужую религию, религию иудеев — ещё одного семитского народа.
— Но зачем же тогда правители настаивают на единоверии, если это грозит превратить половину жителей Империи в еретиков?
Тимофей поднялся и стал задумчиво мерить шагами таблинум. Потом пробормотал:
— У тебя греческое или римское мышление. Ваше наследие — греческая философия и римское право. Вы, жители Запада, никогда не успокаиваетесь, ваш разум беспрестанно в работе, вам нужно докопаться до сути вещей и явлений и найти им рациональное объяснение. Для вас логично, чтобы Христос имел две природы — божественную и человеческую, он и должен их иметь, поскольку жил на этой земле, но был Сыном Божьим. «Что и требовалось доказать», как сказал бы Евклид. Тот, кто не видит этого, просто упрямый глупец. Как для спасения души одного человека нужна твёрдая и единая вера, так и для единства внутри страны нужно единоверие, и православие должно победить. По крайней мере, так считают халкидонцы.
— Значит, халкидонцы глупы и ограниченны!
— О, моя дорогая! — Тимофей в притворном ужасе вскинул руки к потолку. — Подобные взгляды — без сомнения, свежие и искренние — тоже, увы, безнадёжно наивны, — он внезапно сурово вытянул указательный палец, словно обвиняя Феодору. — Да поможет тебе небо, если тебе когда-нибудь придётся отстаивать их в споре. Ты будешь наголову разбита — и совершенно справедливо. У меня есть предложение: завтра я собираюсь навестить старого друга, Северия, патриарха Антиохийского, — он ярый монофизит и в своё время бежал в Александрию. Во всём римском мире он известен своим мастерством в диспутах, а также прославлен как учитель и наставник. Если я попрошу, он с радостью примет тебя в качестве своей ученицы. Что скажешь?
Под благодушной и вместе с тем беспощадной опекой Северия Феодора научилась отстаивать своё мнение в богословских спорах и дискуссиях. Через три месяца жизни в Египте метаморфоза молодой женщины была завершена. Из бесформенного кокона выходит прекрасная бабочка — так и Феодора из загнанной беглянки превратилась в сияющий бриллиант. В мире, где она встречала так мало доброты, ей встретились наконец люди, подарившие ей истинную и бескорыстную любовь. То, что двое из них были мужчинами, помогло ей понять, что и мужчины способны ценить в ней человека, равного им по разуму, а не только красивое тело, предназначенное для плотских удовольствий. Защищённая дружбой двух этих выдающихся и уважаемых людей, которые помогли ей обрести уважение к себе и развили её ум, а также привили искреннюю симпатию и даже восхищение верой монофизитов, Феодора была готова перейти на следующую ступень собственного развития. Она должна была найти свою судьбу — чего бы ей это ни стоило — в своём родном городе, Константинополе, чьё притяжение не ослабевало благодаря могучему genius loci — душе этого великого города.