Юстиниан - страница 30

Шрифт
Интервал

стр.

Она была потрясена и очарована громадным мегаполисом, основанным восемь с половиной столетий назад юным македонским завоевателем мира. В отличие от Константинополя с его холмами и узкими улицами, Александрия была плоской и широкой — с просторными улицами и огромными площадями.

Город был разделён пополам великолепным проспектом — Canopus Via, он был более 100 локтей в ширину и считался самой длинной улицей в мире. Проспект пересекали такие же широкие улицы, Argeus — они вели на север и на юг, одновременно разделяя муниципальную и административную части города. Повсюду можно было заметить служителей церкви (монахи, монахини, священники, отшельники в рваном тряпье), большинство из них, как полагала Феодора, помня рассказы Ирены, были беженцами-монофизитами, спасающимися от преследований. Один из них и показал ей дорогу к жилищу патриарха — скромной вилле, примыкавшей к собору Святого Марка.

Прождав с остальными просителями около часа в прихожей, Феодора была допущена в покои архиепископа. Она вошла в скудно обставленный таблинум, где отсутствие столов и стульев компенсировалось бесчисленными полками, заваленными свитками и рукописями. Патриарх Тимофей, полный бородатый гигант, источал энергию и уверенность. Он указал Феодоре на единственный стул в комнате — судя по всему, свой собственный. Феодору очень удивило то, что патриарх одет в простую рясу священника, а не в богатое патриаршее облачение.

— Что ж, кажется, мой добрый друг, игуменья Ирена, сестра наша во Христе, очень высокого мнения о тебе! — пробормотал Тимофей, просматривая письмо игуменьи. — Она намекает, что прошлое твоё было разнообразным и не лишённым бед и тягостей, но теперь, по её словам, ты хочешь следовать новым путём. Говорит она также и о том, что, несмотря на отсутствие богатства и образованности, ты обладаешь преимуществом молодости, мужества, щедрого на добро сердца и прекрасным умом...

Он поднял голову от письма и усмехнулся:

— ...от которых тебе не будет никакого проку, если нет самого главного — удачи!

— А разве не удача, Ваше Святейшество, что я встретила Ирену, а теперь и вас?

Епископ посмотрел на Феодору и покачал головой, снова усмехнувшись:

— Из тебя будет толк. По крайней мере, язык у тебя на месте. Чем же я могу помочь тебе... — бросив на Феодору острый взгляд, он продолжал: — Я мог бы рекомендовать тебя в монастырь в качестве послушницы.

Феодора чуть заметно покачала головой, и патриарх торопливо поправился:

— Хотя нет! Как насчёт того, чтобы раздавать милостыню нуждающимся, пока ты ещё не нашла себе дела по душе? У тебя будут бесплатное жилище и еда, хотя, боюсь, и то, и другое не слишком роскошные.

— Я согласна! — отвечала Феодора без колебаний, с радостью представив, что будет помогать нуждающимся ещё более, чем она, людям.


Так начался самый счастливый период в жизни Феодоры — странный, бурный спектакль, во время которого она, помогая беднякам, обнаружила в своей душе и сочувствие, и умение общаться с самыми разными людьми. Иногда в своих бесконечных странствиях по Александрии она оказывалась возле величественного театра, стоявшего на берегу моря; к своему удивлению, она поняла, что ни единая струна воспоминаний не зазвенела в её душе, она не испытывала ни тоски, ни сожаления по прошлой жизни.

Из своей скромной кельи в монастыре Святой Екатерины, расположенном в Ракоте — бедном квартале на западе города, — она время от времени посылала патриарху подробные отчёты о том, что успела сделать. Он казался лично заинтересованным в её успехах и благоволил к ней. Заметив её интерес к своей библиотеке, он позволил ей свободно пользоваться ею, что несказанно обрадовало Феодору. Она никак не могла насытиться чтением — её острый живой ум впитывал знания, словно губка — воду, и Феодора читала свиток за свитком, манускрипт за манускриптом. Платон, Аристотель, Исократ, Эсхил, Софокл, Полибий, Цезарь, Тацит, Дион Кассий, Аммиан — она буквально пожирала их труды, как только у неё выдавалось время (латинских авторов она читала в переводе; Константинополь был двуязычным городом, но Феодора плохо знала язык Вергилия и Цицерона). Изощрённая метафизика христианских богословов, таких, как Атанасиус (Афанасий) и Августин, была сложна для девушки, однако тем большее удовлетворение она испытывала, постепенно начиная разбираться в трудных вопросах.


стр.

Похожие книги