— Ещё! Хоть немножко, Шах!..
— Довольно. По грибы идём. Одевайся. Дункан, перестань хныкать.
В лесу было тихо и росно. Медленно поднимался и исчезал туман. Лапки на соснах и елях поблёскивали под солнцем, точно покрытые лаком.
— Шах, ты европеец или азиат?— спросил вдруг Юрка.
— Что-то я не совсем понимаю...
— У нас папа — европеец, а мама, я и Олька — азиаты, в Азии родились потому что, там мои бабушка и дедушка живут.
— Скажи, пожалуйста!— воскликнул Шахназаров.— Я жил за Уралом, выходит, тоже азиат.
Юрка засмеялся, а Шахназаров, подавая ему нож, тот, что поменьше, сказал, вздохнув:
— Счастливый ты человек, Юрка, У тебя папа с мамой есть, дедушка с бабушкой...
— Два дедушки и две бабушки!
— Ещё лучше. А у меня — ни-ка-кой родни, ни брата, ни сестры, ни папы с мамой
— И не было?— опечаленно спросил Юрка.
— Папа с мамой наверняка были, да кто знает, куда их унесло? Я в детском доме рос. Потом в школе учился, в техникуме, теперь вот — армия. Юр, мы пришли, гляди, сколько грибов у тебя под ногами!
Юрка увидел грибы. Толстенькие, с коричневыми шляпками, они стояли в траве и поодиночке, и по нескольку штук рядом.
— О-ё-ё! Вот это грибы!— на весь лес завопил Юрка и в один миг вырвал из земли самый большой.
А Шахназаров отчего-то вдруг нахмурился, и Юрка растерянно опустил руки:
— Что, Шах?
— Зачем ты это сделал?— строго спросил Шахназаров.— Прямо с корнем, эх ты-ы... А если бы осторожно срезал ножом, мы бы с тобой и в будущем году на этом месте гриб сняли. И после нас кто-то. И через десять, и через двадцать, и через сто лет. Видишь, Юрка, сколько ты грибов сразу уничтожил, скольким людям не дал порадоваться.— Видя, что Юрка расстроился окончательно, Шахназаров подошёл поближе, похлопал его по плечу.— Ладно, ты ведь этого не знал, правда?
— Не знал,— обескуражено ответил Юрка.
— Теперь — знай. Вот так надо, гляди... Осторожненько, чтоб корешок остался. Срезай, это всё — твои. Я найду в другом месте. Да пусти ты Дункана! Никуда он не денется.
Когда они вернулись в городок, там уже было шумно. От умывальников, установленных у дальнего глухого забора, бежали в казарму солдаты, растирая полотенцами бронзовые от загара плечи. Те, кто успел умыться, привести себя в порядок, занимались кто чем — одни отдыхали в казарме, сидя у настежь распахнутых окон, другие заняли длинную полукруглую скамью в курилке, за строевым плацем. Там кто-то бренчал на гитаре и пел:
— А Чёрное море — суровое море,
И чем-то похоже оно на тебя...
Уборщики сметали с плаца первые опавшие листья. Они шли с двух сторон, широко размахивая берёзовыми метлами.
— Шах, а хлопец тоже в лесу вырос?— крикнули из курилки.
— Глядите, ребята, у парня полное ведро боровиков!
— Умеет!— сказал Шахназаров, обнимая Юрку за плечо.— Он бы и не столько набрал, если бы побольше посуда.
Юрка, видя, что все обращают на него внимание, чувствовал себя героем.
У одного из распахнутых настежь окон казармы стоял высокий офицер, глядел на солдат в курилке, а может, и на него, Юрку.
— Подтянись, Юра! Сам замполит майор Зотов на нас смотрит,— сказал Шахназаров, расправляя гимнастёрку под ремнём.
— Как подтянуться?
— Грудь вперёд, ногу ставь твёрже, как солдат.— Шахназаров вскинул руку к пилотке, повернул голову налево и так застучал по асфальтированной дорожке сапогами, что Юрка даже растерялся.
Майор Зотов тоже приложил руку к фуражке, потом, улыбнувшись, сказал в глубину казармы:
— Алексей Павлович, по-моему, твой сын уже начал заниматься общественно-полезным трудом. Взгляни-ка!..
Юрка увидел отца и обрадовано крикнул:
— Папа, а я по грибы ходил!
— Через окошко?
— Ага!— Юрка хотел ещё похвастаться тем, что искупался в озере — не успел: рядом кто-то прогудел оглушительным басом:
— Дивизион, строиться! По расчётам, в две шеренги — становись!
Юрка невольно попятился, прячась за Шахназарова — в трёх шагах от него стоял дяденька с двумя звёздочками на погонах и, шевеля большими рыжими усами, строго глядел на него, Юрку, из-под мохнатых, нависших над глазами бровей.
— Шах, кто это?..
— Наш старшина — прапорщик Павлычко. Серьёзный мужчина. Пойдём, Юра. Живей!
