Юрий Поляков: контекст, подтекст, интертекст и другие приключения текста. Ученые (И НЕ ОЧЕНЬ) записки одного семинара - страница 94

. Москва, таким образом, становится местом мнимой стабильности; из-под ее монументальных громоздких макетов и декораций сталинского пошиба, по словам Сорокина, «небытийная метафизика свистит во все щели»[56]. Москва – город – призрак, город— мираж, ее пространство и у Полякова, и у Сорокина является сугубо умозрительным; оно материально лишь в той точке, в которой действуют герои. Именно поэтому, например, квартира бизнесмена Кошелькова и его жены Маши располагается в реально существующем московском доме, но на несуществующем этаже. Место действия «Хомо эректуса» как бы повисает в воздухе. Правдоподобность и точность воспроизведения реального городского ландшафта не имеют значения. Авторская задача лежит в абсолютно иной плоскости. Она связана с попыткой понять закономерности мышления постсоветского человека. И оба автора приходят к выводу о том, что задача эта не может быть решена без обращения к «наследству» советского прошлого.

В. Паперный – автор знаменитой «Культуры Два» – однажды отметил: «Культура Два сталинской эпохи – это трагедия. Культура Два путинской эпохи – это скорее фарс»[57]. Желание разобраться в том, по каким канонам устроен этот «фарс», непроизвольно толкает художников к практическому освоению культуры уже не существующей советской цивилизации. В свете этого одной из интереснейших тенденций культуры «нулевых», реализовавшейся и у Сорокина, и у Полякова, становится «адаптация» соцреалистической эстетики к условиям постсоветской культурной ситуации. Иными словами, речь идет о приспособлении примет и приемов соцреалистического канона к новым формам массового мышления. В данном случае речь должна идти, повторимся, именно о направлении развития постсоветского пространства массмедиа в конце 1990-х – начале 2000-х годов. Так, например, в выпуске газеты «Известия» от 12 июля 2002-го года вышла статья Я.Соколовской «Любка Шевцова и Мэрилин Монро»[58], где идет речь об издании комикса по мотивам фадеевского романа «Молодая гвардия» (1946, 1951). Общая логика данного проекта характеризуется журналисткой следующим образом: «…новое поколение делает исторический выбор между “колой” и “пепси”, не особо желая постигать скучные духовные ценности <…> и живет в гораздо более сумасшедшем темпе, чем отцы и деды. Значит, историю надо сделать интересной, увлекательной»[59]. Но эта идея оказывается актуальной не только для истории, но и для литературы. Задолго до презентации комикса по мотивам романа классика отечественной литературы ХХ века, еще в начале 90-х годов, В. Сорокин в многочисленных интервью неоднократно отмечал своеобразную близость своего творческого метода соцреализму позднесталинского периода, «послевоенному сталинскому роману»[60] (В. Ажаев, С. Бабаевский, М. Бубеннов, П. Павленко и др.) и тексам бюрократическим, «идеологическим» (в частности, «Краткому курсу истории ВКП(б)»), которая и помогает ему радикально переосмыслить и подорвать основы этой эстетики. Как, например, он делает это в более раннем романе «Норма». Сам писатель имеет своеобразный взгляд, касающийся происхождения этого стиля: Сорокин утверждает генетическую связь соцреализма с образцами романа второй половины XIX века (Тургеневым, Толстым). В документальном фильме 2019-го года «Сорокин трип» (авторы идеи Ю. Сапрыкин, А. Желнов; реж. И. Белов) он говорит:

Я понял, что очень многое метод соцреализма взял у русской [классической] литературы. Например, стиль описания: он очень сильно заимствован из XIX века. Очень много взяли от Толстого, Тургенева. Но это были «кастрированные» Толстой и Тургенев. У них было описание русской природы, русского человека – и это использовал соцреализм, вынув их, так сказать, из содержания.

Вместе с тем соцреализм становится вполне актуальным слагаемым социокультурной ситуации так называемого «русского постмодернизма» конца ХХ – начала XXI веков. То есть его реликты функционируют в текстах этой культуры, но в «адаптированном», приспособленном к его специфическим задачам виде. В отношении к сорокинским произведениям справедливость данного суждения не только не отрицается, но, напротив, многократно постулируется самим автором. Сорокин утверждает свою склонность к восприятию соцреализма как «автономного эстетического направления»