Юноша с перчаткой - страница 56

Подошел сияющий Валька, протянул чек.

— Красивые, правда? — спросил он, пока продавщица завязывала коробку.

— На таких ногах все будет красиво, — сказала она так же скептически. Ей было лет двадцать семь на вид, и что-то в ее жизни не ладилось.

Мы вышли на улицу. Валька шел, помахивая коробкой.

— Устала, Детка?

Теперь, когда дело было сделано, он снова вспомнил про меня. И снова я стала Деткой.

— Устала, — сказала я. И в самом деле я устала. Все мышцы гудели еще после вчерашнего.

— Взять мотор? — спросил он, и не успела я ответить, как он остановил свободное такси.

Шофер резко затормозил, и мы забрались в машину.

— Гулять так гулять, — сказал Валька. — Командуй, куда тебе…

Мы ехали по синим вечерним улицам, мигали елочные огни светофоров. Снег перестал, и все предметы обрели свою четкость. И профиль Вальки тоже четко вырисовывался на синеватом стекле.

Мы молчали, и я думала о словах продавщицы: „Он тебя любит. Даже со стороны видно“. Интересно, что бы она сказала, узнав, что эти туфли не для меня?

Такси останавливается возле моего дома. На счетчике рубль семьдесят. Валька расплачивается, и мы выходим.

— Ехал бы, — говорю я.

— Зачем? — говорит он. — Я на метро.

Он смотрит на меня и подмигивает мне едва заметно. И вдруг спрашивает:

— Они тебе действительно нравятся?

— Нравятся, — говорю я.

И у меня мелькает мысль. Сейчас он протянет их мне и скажет: „Это тебе…“ Как тогда в буфете конфету „Гуливер“

Но Валька салютует мне, подняв кулак, и уходит, помахивая коробкой.

Мама открывает дверь, едва я успеваю притронуться к звонку.

— Где ты была? Мы давно пообедали, уже беспокоимся… Ты о нас совсем не думаешь!

Как раз я всегда думаю. И предупреждаю, что задержусь. Но сейчас мама права, и мне стыдно, что я заставила их волноваться. Все из-за этих дурацких туфель! Мама наливает мне фасолевого супу и садится напротив. Она любит смотреть, как я ем. Есть какая-то старинная картина — ребенок ест, а мать смотрит на него, подпершись рукой. Название этой картины — „Материнская радость“… В эти минуты мама всегда напоминает мне эту картину.

Я рассказываю ей про свой день, про то, как мы с Валькой мотались по обувным магазинам и как наконец нашли то, что надо.

У меня от мамы нет секретов. Может быть, потому, что У меня их нет вообще. И я рассказываю ей про то, как продавщица решила, что я выхожу замуж и что Валька меня любит: „Даже видно со стороны“.

Мама смотрит на меня, подпершись рукой. Она смотрит изучающе. Она меня рассматривает..

— Мне тоже так казалось, — говорит она.

Слова продавщицы произвели на нее впечатление. И меня это смешит и злит одновременно.

— Да, всем так казалось, — говорю я. — Тебе, Юльке, продавщице! Всем, кроме нас с Валькой.

Я не люблю, когда мама меня рассматривает. Я знаю, что в это время она думает обо мне. О том, что в мои девятнадцать у нее были ее Зинаида и Лера, и ее тихая Варя, и, главное, был ее Лешка, с которым она впервые поцеловалась, когда ей было пятнадцать лет. Она думает обо мне, потому что я еще ни с кем не целовалась.

Ну и что же! Зато у меня есть Нина и Юлька! И мой Сурок со мною. В институте он не был с того дня, как мы ехали вместе в автобусе. Наверное, заболел. Я о нем совсем не вспоминала это время…

— Между прочим, тебе тут звонили, — говорит папа. — Во- первых, Нина. У нее изменился номер телефона,

— А во-вторых?

— Что-то я не вижу своей чашки, — говорит папа. Это его затея, чтобы у каждого было все свое — своя чашка, своя ложка, своя тарелка. Он любит порядок и любит воспитывать нас с мамой. Он ищет свою чашку и не торопится продолжать.

— А во-вторых? — говорю я опять.

— Вот она, — говорит папа. — Задвинули в самый угол! А во- вторых, этот… Суслик.

— Сурок, — говорю я. — Когда ты выучишь?..

— Какая разница, — говорит папа. — Суслик, Сурок… Кстати, бас у него, как у хорошего волка.

— Ну, и что он хотел? — спрашиваю я равнодушным голосом.

— Не знаю… Почему-то он счел нужным сообщить мне, что у него ангина.

— Понятно, — говорю я.

— Вот видишь, тебе все понятно, — говорит папа. Он удаляется вместе со своей чашкой к себе в комнату. Он идет „двигать“ диссертацию.