- Сестра, сестра, где доктор Томас? Доктор Томас вчера давал мне кодеин. Где доктор Томас?
- Я не знаю, где доктор Томас.
- Можно мне микстуру от кашля?
- Она у вас на тумбочке.
- От них кашель не прекращается, и это лекарство тоже не помогает.
- Сестра! - завопил седой парняга с северовосточной кровати. - Можно мне еще кофе? Я бы хотел еще чашечку.
- Сейчас посмотрю, - ответила та и ушла.
Мое окно показывало холмы, их склоны уходили вверх. Я смотрел на склоны холмов.
Темнело. На холмах одни дома. Старые дома. У меня возникло странное чувство, что в них никто не живет, что все уже умерли, все сдались и всч бросили. Я слушал, как трое моих соседей жалуются на пищу, на стоимость палаты, на врачей и медсестер. Когда говорил один, остальные двое, казалось, не слушали, ничего не отвечали. Затем начинал следующий. Они гундели по очереди. Больше ничего не оставалось. Тележили они смутно, перескакивая с темы на тему. Меня заперли с оклахомцем, кинооператором и желтой мочептицей. За моим окном в небе нарисовался крест - сначала голубой, затем покраснел. Наступила ночь, и вокруг наших коек немного задернули шторы - мне стало лучше, но странным образом я осознал что ни боль, ни возможная смерть не сближают меня с человечеством. Начали подваливать посетители. У меня посетителей не было. Я чувствовал себя святым. Выглянул в свое окно и увидел вывеску рядом с мигавшим красно-голубым крестом. МОТЕЛЬ написано. Уж там-то тела - в более нежном созвучии. Ебутся.
7.
Зашел бедный чертяка в зеленом и выбрил мне задницу. Какие ужасные профессии в мире есть! Хоть одну я промухал.
Мне на голову натянули купальную шапочку и столкнули на каталку. Все, приехали.
Хирургия. Трус плывет по коридорам мимо умирающих. Рядом были мужчина и женщина.
Они толкали меня и улыбались, казалось, они очень спокойны. Они вкатили меня в лифт. В кабине было еще четыре женщины.
- Я еду в операционную. Никому из вас, дамы, не хотелось бы поменяться со мной местами?
Те лишь вжались в стенки и отказались отвечать.
В операционной мы стали дожидаться пришествия Бога. Бог, в конце концов, пришествовал:
- Такс, такс, такс, кте тут майн друк?
Я даже не почесался ответить на такую ложь.
- Пофернитес на шифот, пошалста.
- Что ж, - ответил я, - полагаю, передумывать уже поздно.
- Я, - ответил Бог, - тепер фы ф нашей фласти!
Я почувствовал, как спину мне перетягивают ремнем. Мне раздвинули ноги. Вкололи первую спинномозговую. Похоже, будто спину и жопу мне окутывают полотенцами. Еще один укол. Третий. Я продолжал чесать с ними языком. Трус, актер гаерный насвистывает в темноте.
- Усыпитте ефо, я? - сказал врач. Я почувствовал укол в локоть, вонючка. Ни фига. За спиной слишком много выпито.
- У кого-нибудь найдется сигара? - спросил я.
Кто-то хохотнул. Я начинал отдавать похабством. Потерял форму. Я решил попритихнуть.
Я чувствовал, как мне в задницу тычется нож. Боли никакой не было.
- Теперь это, - слышал я его голос, - это - оснофной препятстфий, фитите? и фот тут...
8.
В послеоперационной было скучно. Вокруг расхаживало несколько прекрасных на вид женщин, но они меня игнорировали. Я приподнялся на локте и огляделся. Везде тела. Очень-очень белые и неподвижные. Настоящие операции. Легкие. Сердце. Все.
Я отчасти чувствовал себя любителем, а отчасти мне было стыдно. Я обрадовался, когда меня оттуда выкатили. Три моих соседа просто вытаращились, когда меня привезли. Форму совсем потерял. Я скатился с этой штуки на койку. Обнаружил, что ноги у меня по-прежнему немые, и контролировать их я не могу. Я решил поспать.
Все это место меня угнетало. Когда я проснулся, жопа у меня разламывалась от боли. А ног все так же не чувствовал. Я протянул руку и схватил себя за член - такое чувство, что его вообще там нет. То есть, чувства никакого. Если не считать того, что мне хотелось поссать, а поссать я не мог. Это было ужасно, и я попробовал выкинуть эту мысль из головы.
Пришла одна их моих бывших любовниц и села, уставившись на меня. Я ей говорил, что ложусь в больницу. А от чего именно - мол, не знаю.
