— Не думаю. Шел до самого места спокойно. Не оглядывался.
— Отлично. Хорошо сделали, что не пошли за ним в бар. Теперь перехватите его, как только он выйдет. Думаю, после такого денька он домой пойдет. Только следите, чтобы он вас не заметил.
— Конечно.
Баум вернулся к списку жильцов дома № 8, который ему продиктовали по телефону с улицы Нелатон. В нем и загадки никакой не было. Третьим в списке значился полковник Робер Виссак. "Этого следовало ожидать" — пробормотал почти про себя Баум, но жена услышала и тут же отозвалась:
— Ты что-то сказал?
— Просто подумал вслух, что если даже точно знаешь, как обстоят дела, все равно всякий раз удивляешься, когда жизнь твою правоту подтверждает.
— Должна признаться, со мной так не бывает.
— Может быть, причина в том, что я интроверт — вечно к себе прислушиваюсь.
— Да, ты к этому склонен, Альфред, — сочувственно сказала жена, Отсюда твои постоянные тревоги и сомнения.
— Мольер сказал, что сомнения причиняют больше страданий, чем самая жестокая правда. Он прав был, старый хитрец. Видишь, какая у меня трудная работа.
А Морана благополучно сопроводили до самого его дома в девятнадцатом округе. По дороге он позвонил кому-то из кафе, открытого всю ночь.
В тот же вечер Баум связался по телефону с начальником технического отдела Алибером.
— Завтра в восемь утра зайдите ко мне в кабинет. Есть работа.
И ровно в восемь сообщил Алиберу, что необходимо сделать:
— Пятьдесят хороших отпечатков голов тех двух мальчишек на фотографиях. Напечатайте их раздельно. Размер? Чтобы в карман помещался. И чтобы изображения были четкими. Мне они нужны к полудню.
— Это будет непросто.
— Пусть даже очень трудно, но к полудню все должны быть готовы. Советую позаботиться об этом.
Баум все ещё не забыл вину Алибера.
Потом он позвонил домой начальнику уголовной полиции Бальдини.
— Не хотелось бы беспокоить вас, старина, но дело срочное. Да, связано с министром. Могу я зайти к вам? В девять? Идет.
В восемь двадцать он отправился в кафе по соседству и там, в полном одиночестве, за чашкой горячего кофе просмотрел газеты. По рейтингу партия Лашома на шесть пунктов опережала ближайшего соперника. Лидеры толковали о перестройке в коалиции. "Монд" с присущей ему склонностью к политическим намекам писал о том, как победа Лашома на выборах отразилась бы на франко-советских отношениях. "Цена, которую пришлось бы уплатить за улучшение отношений между Францией и СССР, — соответственное ухудшение отношений с Соединенными Штатами. Готовы ли мы платить? И как отнесется к этому западный альянс? В частности, "колючий сосед" по ту сторону Ламанша? Понимает ли электорат, за что он голосует?"
В девять, находясь уже в офисе Бальдини, Баум объяснил, чего хочет.
— Вы знаете, что фотографии, на основании которых подозревался Лашом, оказались фальшивками, изготовленными здесь, на Западе?
Нет, Бальдини этого не знал, и Баум рассказал ему все, что считал нужным. Затем продолжал:
— Хотя фальшивки изготовлены в Германии, я тем не менее полагаю, что сами снимки сделаны здесь. Может, конечно, я и ошибаюсь, но все же хочу попытаться отыскать этих парней, которые согласились позировать для сцены в постели, не подозревая, конечно, как могут быть использованы фотографии. Поэтому я заказал их портреты, к полудню получу их, и тут мне понадобится ваша помощь.
— Никаких проблем.
— Наверняка у вас есть свои люди среди геев?
— Разумеется.
— На бульваре Монпарнас есть бар "У Тони", там собирается подобная публика. Не удивлюсь, если этих ребят там знают. Это, правда, лишь предположение…
Бальдини сделал пометку в блокноте.
— Еще что-нибудь?
— Думаю, нет. Фотографии вы получите.
Баум поднялся и откланялся.
Бальдини, хоть и не семи пядей во лбу, но умеет и приказ отдать и строго взыскать с тех, кто его не выполнит. В данном случае он испытывал прилив служебного рвения — его особенно вдохновила возможность услужить министру, а заодно и сквитаться с сообществом геев, к которым он испытывал глубоко скрытую неприязнь. Как следствие, множество полицейских в самый короткий срок были снабжены портретами двух молодых людей и получили задание как можно скорей найти оригиналы. Зная по опыту, что появление представителя закона в мутном мире работающих по найму гомосексуалистов накладывает печать молчания на все уста и провоцирует массовое бегство, эти полицейские направили во все сомнительные бары и кафе вблизи Монпарнаса лучших своих внедренных агентов. Фотографии предъявлялись также в отелях, пользующихся определенной репутацией. Реакция была всюду одинаковой: нахмуренные брови, долгая пауза, как бы обозначающая напрасные усилия памяти, и в заключение отрицательное покачивание головой. Агенты расхаживали в парках, где гомосексуалисты собирались на свои встречи, заглядывали в лица, сверяясь тайком с фотографиями, проклинали чертово задание и погоду. Бары внушали больше надежд: там можно было встретить своего информатора или кого-то, кто готов отплатить услугой за услугу.
