– Того, на кого было указано! – неожиданно смело ответил астроном.
– А почему три кинтара? – вдруг озадачился Аммар.
– Потому что захватившие нерегиля мерзкие твари – да проклянет их Всевышний и лишит их потомства, впрочем, такие твари вряд ли вышли из утробы матери…
– Яхья…
– …так вот, эти порождения нечистого завалили его на весы закованным. А мы договаривались, что ценой будет вес нерегиля в золоте. Я думаю, что цепи весили больше, чем он сам. К тому же свирепое создание не желало лежать спокойно и брыкалось, как девять жеребцов сразу, так что уродливым слугам нечистого приходилось его придерживать, и я думаю, что на весы их навалилось тоже порядочно, и нам еще повезло, что он их частично раскидал к тому времени, как мы ударили по рукам.
Сделав несколько глубоких вдохов и выдохов, Аммар перешел к делу:
– Мой нерегиль никогда не сможет… колдовать?
– А вот тут, – сложив губки, затянулся дымком аураннский маг, – и кроется самое любопытное.
Халиф почувствовал, как ногти вонзаются ему в ладони. Но сдержался:
– И что же это?
– Иногда, – выпуская синеватую струйку дыма, безмятежно откликнулся сумеречник, – у него получается.
– А когда у него получается, а когда нет? – сдерживаясь из последних сил, спросил Аммар.
– Это непредсказуемо, – сказал аураннец и расплылся в улыбке.
Халиф аш-Шарийа медленно разжал ладони. Они саднили.
– Где нерегиль? – сухо спросил он астронома.
Яхья, не скрывая облегчения, вскинулся:
– Мои воины должны доставить его к воротам квартала Карх ближе к…
Во дворе раздался грохот. Женщины закричали.
Оба сумеречника не изменились в лице, но явственно подобрались.
Вдруг Аммар понял, что в комнате темно – хотя время едва перевалило за полдень. Куда подевался солнечный свет?
Занавеси выдулись парусами и захлопали под порывами ветра. Женщины заголосили громче – евнухи наверняка кинулись подвязывать предательски взлетевшие ткани. Ветер дунул, и знатные ашшаритки оказались открытыми чужим взглядам.
Отстранив Яхью, халиф поднялся и быстрым шагом вышел во двор.
Над крышами, переходами и двориками Мадинат-аль-Заура быстро неслись тени – с востока надвигался невиданный, от земли до неба, прибой пенных и дымных облаков. Синюшно-фиолетовая туча просверкивала молнией, где-то далеко-далеко погромыхивало.
Аммар смотрел на темное подбрюшье неба с недоверием: никто не помнил, чтобы среди такого зноя вдруг пошли зимние дожди. В сизо-фиолетовом клубящемся небе с шипением вспыхнула ветвистая зарница. От последовавшего за ней удара люди во дворе присели и закрыли уши ладонями. Из левого зала послышался испуганный женский вскрик.
– Я думаю, о мой халиф, что тебе лучше не стоять на открытом месте, – тихо проговорил старый астроном.
По крышам рванулся ветер, и в Львиный двор слетели две черепицы. Их разбрызнуло на мраморе пола, на плитах остались рыжие сколы. Подошел командующий Правой гвардией:
– Я никогда не слышал, чтобы так выло и свистело…
– Это потому, что воет и свистит не ветер, – звякнул за спиной халифа сумеречный голос.
Аураннец стоял, запрокинув голову, и смотрел в небо – широко раскрыв глаза, словно завороженный.
– С моря летят Всадники – Дети Тумана вышли на охоту, – в пустых жутких глазах мага, казалось, тоже бегут тени.
Аммар поежился. Вообще-то, сумеречники боялись Детей Тумана, как огня, предпочитая даже не именовать эту напасть и обходиться невразумительными знаками и кивками в северовосточную сторону. Туда, где за холодными морями из тумана то выступали, то снова прятались населенные этими неназываемыми тварями Острова. Вон, лаонец так и остался в зале – халиф сквозь колышущиеся занавески видел, как сумеречник ломает руки и дрожит с головы до ног.
А этот так и стоит – запрокинув лицо и с легкой безуминкой во взгляде.
Халиф стиснул зубы.
Всевышний хранил земли ашшаритов, и заморские демоны не беспокоили ни верующих, ни их дома. Всадники обыкновенно скакали и исчезали с верховым ветром – тот сносил их в пустоши, к неторным тропам и заброшенным полям, подальше от человеческого жилья и призывов муаззинов.
С крыши опять слетела черепица и угодила прямо в голову каменного льва, поддерживавшего чашу. Аураннец уставился на Аммара со странной хищной радостью:
