Ангел поднял меч. И раскрыл огромные, полыхающие огнем крылья света.
Всё изогнулось, как в горлышке стеклянного сосуда. Аммар не сразу понял, что истошно кричит – вместе со всеми.
Клинок в руке крылатого вспыхнул тем же саднящим блеском. А потом Аммар понял, что кричит – ангел, на своем странном, неземном, нечеловеческом языке. Звук нездешней, человеку не предназначенной речи оказался невыносимым – вот почему все вопили, вопили от страха и боли.
И в зареве света, терзающем заплывающие слезами глаза, вспыхнуло нечто совсем уж непереносимое – и твари исчезли. Разом. Словно их и не было никогда. Ни теней, ни скелетов, ни стали в серой пене. А с ними исчезли сияние, крылья – и ангел.
Туман стлался низом, оседая на воду канала. На поверхности еще плавали доски и тряпки. Только ошметки поклажи и испуганно ворочающиеся на мосту люди свидетельствовали – здесь что-то произошло.
Словно просыпаясь, все оглядывались и задавали друг другу растерянные вопросы.
А на мосту среди копошащихся, ползущих к своим вещам людей один стоял неподвижно.
Уже без крыльев за спиной. С обнаженным, потухшим мечом в опущенной руке.
И смотрел в сторону Аммара.
– Я тебя вижу, – прошептал халиф.
Высокая фигура в обычном дорожном бурнусе не шевельнулась.
– Иногда у тебя получается, – одними губами сказал Аммар.
И тогда нерегиль отозвался.
Шелестом внутри головы:
Я сверну тебе шею, смертный наглец. Сегодня же ночью…
На мгновение они словно оказались лицом к лицу – бледная узкая морда, горящие волчьи глаза.
Жди!
Аммар непроизвольно вздрогнул и отшатнулся:
– Т-тварь…
Сардар тихо проговорил за спиной:
– Какой безумец дал ему меч…
– Ангел, говоришь? – Халиф смерил взглядом враз смутившегося командующего.
– Я пошлю моих людей, о повелитель…
– Нет, – резко оборвал его Аммар. – Найди кого-нибудь из воинов отряда Яхьи, о Сардар.
Высокая фигура с длинным мечом легко, словно не замечая толпы на мосту, двигалась к ним.
– И прикажи им забрать у нерегиля меч.
В ответ на непонимающий взгляд командующего халиф пояснил:
– Самийа связан словом. Он не может убивать стражу. На нем долг повиновения. Прикажи людям Яхьи забрать у нерегиля меч и замотать голову накидкой.
– Замотать… голову? – ошалело переспросил Сардар аль-Масуди.
– Да, – прищурился Аммар. – Чтобы крыльями больше не хлопал.
Разворачивая коня, халиф увидел: тварь остановилась как вкопанная.
Я тебя не боюсь.
На таком расстоянии Аммар не мог разглядеть лица. Но в груди сдавило так, что он был уверен: нерегиль злобно, паскудно улыбается.
Жди!
Ну что ж, вот оно, место их поединка. Смаргивая капли дождя, Аммар запрокинул голову, разглядывая все, словно в первый раз. Или в последний – непрошено свистнуло в голове, но молодой халиф прогнал эту мысль.
В Масджид[3] – Ширвани вела лестница из четырех высоченных ступеней. Лестница поднималась между двух каменных стен – идущему к бронзовым дверям приходилось углубляться в тоннель из тесаного камня. В проходе могли разъехаться два всадника, но сейчас между булыжниками кипела дождевая вода, скользили листья из разоренных ветром садов. Казалось, что стены сдвинулись и между ними стемнело.
Черно-фиолетовое небо лежало на низком тяжелом куполе, серый камень стен лиловел в мрачных отсветах неба, струи и разбивающиеся о карнизы капли дождя стерли для человеческого глаза резьбу над входом. В сгущающейся гулкой тьме ливня плиты под ногами казались черными. Большой вход уходил в небо отвесной стеной, с которой на ступени хлестала вода.
Вытерев лицо и опустив голову в тяжелой мокрой чалме, халиф вошел в каменный коридор.
Оба мага ожидали Аммара внутри дома молитвы – два бледных профиля над золотой парчой раскинувшихся по полу мантий. Между ними на высоком каменном столе вместо Книги Али лежал свиток Договора. Деревянные ручки держали его развернутым. Рядом виднелась рукоять большой государственной печати – и красный шелковый шнур, который должен был скрепить сургучный оттиск.
Первым заговорил лаонец:
– Мы знаем, что нерегиль не дал согласия на клятву верности. Сегодня ночью вы вступите в поединок.
Стены и ведущие из Двора Звездочета выходы маги уже опечатали колдовскими бумажками, сплошь изрисованными хвостатыми буквами и жутковатыми изображениями широко открытого глаза. Теперь, войдя во двор перед масджид, нерегиль не сможет его покинуть – даже если захочет.
