Тут Аммар взорвался:
– А что, он мог отказаться?!
– Да, – безмятежно ответили сумеречники – и снова нырнули в поклоны.
Яхья вежливо кашлянул.
Аммар опустил занесенную было для проклятия руку.
– Нерегиль мог отказаться вообще от всего, – подтверждающе кивнул астроном. – Недаром это племя так и зовут – «нерегили».
Действительно, так на ашшари называли большой орех, произрастающий на кокосовой пальме. Что значило это слово на языке аль-самийа, халиф не знал, но слышал, что переупрямить нерегиля – сложнее, чем разбить кокос без железного инструмента.
– И что бы он тогда делал, о Яхья? – поинтересовался Аммар.
– То же, что и всегда, – грустно улыбнулся старый астроном. – Орал, сквернословил и рвался с цепи.
– Прекрасно, – пробормотал халиф.
– О, сейчас наш подопечный ведет себя на редкость пристойно, – поспешил успокоить его Яхья.
– Конечно, – подал голос молчавший до того аураннец. – Я думаю, он просто ждет поединка.
И тонкие губы на бледном, как смерть, лице изогнулись в ядовитой усмешке. Подобрав тяжелую парчу рукава, наглый сумеречный маг выбил тоненькую трубочку о край бронзового блюда с песком. Да, эта тварь курила какую-то едкую траву в присутствии халифа аш-Шарийа. И Аммар ничего не мог с этим поделать. Сейчас маги были нужны ему больше, чем он им. В том числе из-за возможного поединка.
– Я не думаю, что нерегиль согласится на то, что вы предлагаете, – бесстрастно продолжил аураннец, затянулся трубочкой – и выпустил тоненькую струйку дыма. – Я бы на его месте дрался до последнего.
Халиф лишь передернул плечами.
– И вот еще что, – невозмутимо проговорил аураннец, выпуская дымок сквозь синюшные губы. – Он совершенно безумен, этот ваш нерегиль.
– Что? – не веря своим ушам, переспросил Аммар.
– Нерегиль сошел с ума, – наморщив в ухмылке фарфоровое личико, подтвердил маг. – Я думаю, из-за того, что лишился волшебной силы.
– Что?!
Золотистый лаонец широко раскрыл янтарные глазищи и тоже подтверждающе покивал, позванивая подвеской на шпильке, – да, мол, истинная правда. Рехнулся и колдовать не может.
А Яхья облегченно вздохнул, как вздыхает человек, с сердца которого спало самое страшное. Аммар понял, что именно тревожило астронома с самого начала приема – конечно. Вот эти… новости.
– Это правда, о Яхья? – грозно привстав на большой тронной подушке, тихо проговорил халиф.
Его старый наставник вздохнул и ответил:
– Когда ангел говорил с шейхом Исмаилом в пустыне, он упомянул и об этом. «У воина отнимется многое, но взамен он обретет знание…»
– Какое знание, о ибн Саид?! Какой ангел?! И почему – во имя Всевышнего! – с нерегилем случилось такое несчастье?
В беседу снова вступил аураннский маг:
– Вот в этой шкатулке, – металлическая трубочка с крошечной глиняной чашечкой постучала о дерево коробки, – лежал его камень. Волшебный камень. А на этой серебряной цепочке камень висел. Нерегили надевают его на шею, как медальон. Через такой кристалл они направляют энергии. Без камня пользоваться силой они не умеют. А теперь, как видишь, в шкатулке – пусто.
– Почему? – резко обернулся Аммар к астроному.
– Увы, мой повелитель, – виновато развел ладонями Яхья. – Нам пришлось избавиться от этого предмета. Нас преследовали чудовища и чернокнижники, и шли они по следу камня. Мы выбросили кристалл в пропасть, когда переходили через горы.
При этих словах оба самийа поежились и сморщились, словно лимон лизнули.
– Он мне никто, – продолжая кривиться, заметил аураннец, – но лучше б вы его убили. Как убивают лошадь, которая сломала хребет.
– У нас не было выбора, – горько откликнулся Яхья и вытер лоб платком. – Либо избавиться от камня, либо избавиться от обоих – погоня не отставала и не отстала бы. Лучше так, чем возвращаться с пустыми руками.
– Почтеннейший, представьте себе горшечника, которому переломали пальцы и снова усадили за гончарный круг. Ваш нерегиль даже ореол проявить не может. И бесится – от боли, злости и беспомощности, – лаонца аж передернуло, когда он это сказал.
Аммар вспылил:
– Зачем нам сумасшедший калека?! За три кинтара[2] золота! За них можно нанять и вооружить отряд храбрецов-самийа, знающих толк и в мечном деле, и в волшебстве! Кого ты мне привез, о Яхья?
