Спешившись, Айша приказала рабам разгружаться. Еды было предостаточно – она оставила женщинам половину вырученных от их продажи денег, но даже половины суммы, полученной за восьмерых красавиц, с лихвой хватило на покупку припасов и всего необходимого для дальнего путешествия.
Обернувшись, Айша вдруг поняла, что вместо пятерых невольников вокруг вьючных верблюдов суетятся всего трое.
Сбежали. Сбежали по дороге.
Что ж, она могла их понять. Рабов – туповатых сильных зинджей – они купили в Куртубе перед самым отъездом, и эти люди ничем не были обязаны Бени Умейя. Впрочем, видно, даже зинджи что-то почуяли, глядя на одичавший пейзаж в окрестностях Красного замка.
Айша махнула рукой остальным – мальчишки и женщины сгрудились жалкой трепещущей стайкой. Они стояли, подхватив узлы, и со страхом разглядывали мощные стены главной башни. Ведущая в нее лестница уцелела, разбитые ступени проросли корнями деревьев и травой, но по ним все еще можно было подняться к зияющему темному провалу входа. Несмотря на свое неверие в призраков, Айша решила не искушать судьбу и пошла к пролому в невысокой стене, когда-то огораживавшей сад.
Пролом оказался воротами – деревянные рамы створок еще гнили в траве, а сад одичал совершенно. Лопухи и отвратительный чертополох вымахали там чуть ли не в рост человека, фруктовые деревья стояли голые и пожелтевшие, а кипарисы торчали темными похоронными свечками среди сорняков. Ни беседки, ни павильона в саду, конечно, не сохранилось.
Айша глубоко вздохнула – им все-таки придется идти искать место для ночлега в том, что еще оставалось от развалин дворца. И делать это нужно как можно быстрее – пока солнце не село окончательно. Тени уже стали длинными-длинными, и во втором дворе, в который они свернули, обойдя стену сада, ощутимо смеркалось.
Аль-каср сохранился на диво – задрав головы, они обнаружили, что черепица на крышах осталась на месте. Пройдя под подковой входной арки, Айша и ее спутники вошли во внутренний двор.
Прямо перед ними листьями из умирающего сада заметало чашу фонтана. За ним темнели высокие арки входа в главные залы. Направо длинный двор раскрывался двухэтажными галереями, опоясывающими весь периметр здания. В красно-желтом закатном небе четко вырисовывались две смотрящие друг на друга приземистые башни – с обеих сторон над галереей надстроили третьи этажи, и их парные маленькие оконца близоруко таращились на взломанные травой и сорняками плиты двора.
Аль-Ханса подошла к Айше и сказала:
– Я бы не хотела забираться слишком… далеко, доченька. Давай зайдем прямо… туда.
И показала на тройную арку входа в главный зал. Айша кивнула. Они пошли внутрь, стараясь не смотреть направо. Там, в середине длинного двора, затягивало грязью и песком другой мертвый фонтан. Плиты вымощенной вокруг него площадки разъехались, но все еще составляли правильный восьмиугольник. Именно у этого фонтана, говорилось в семейных преданиях Умейядов и Сегри, Имран ибн Умейя, отец Умара, приказал умертвить всех приехавших к нему на переговоры Сегри, числом двадцать один человек. Рассказывали, что ржавые разводы крови до сих пор пятнают чашу фонтана и мраморные плиты вокруг него.
Айша и ее спутники не стали подходить ближе, чтобы проверить это.
– …Ки-ки-ки! Ааа, неверная собака хочет пить! Глотай-глотай, не подавись только! Киии!..
– Оставьте нас в покое! – рявкнула на распоясавшуюся шелупонь Майеса. – Ньярве, дай им хорошего пинка, Тарег-сама не заслужил, чтобы его оскорбляла кладбищенская дрань и срань!
– Аааа, язычница! Кафирка! Как ты смеешь оскорблять правоверного джинна!
Сидевший в ногах у нерегиля Ньярве с угрожающим лязгом раздвинул ножны и рукоять меча – и вечернее солнце, переливающееся в высоченном окне, ослепительно сверкнуло на приобнажившемся лезвии.
– Ой, напугал, напугал! Киии-и! – И кваканье оборвалось – джинн, вереща, кувыркнулся из окна.
– Тьфу, дрянь какая, – пробормотала Майеса.
И принялась распутывать узел на желтом в красный горох платке, перевязывавшем прядь ее длинных волос. Освободив шелковый лоскут, она смочила его водой из фляги и принялась снова протирать лоб и щеки нерегиля. Голова Тарега лежала у нее на коленях, глаза оставались закрытыми. Похоже, бедняга опять потерял сознание.