26 февраля 1581 года Нобунага объявил во всех своих владениях, что всем его подчиненным надлежит прибыть в Киото в парадном облачении, поскольку он отдал приказ Акэти Мицухидэ организовать в столице военный парад. Незадолго до того Нобунага проверил организаторские способности Акэти Мицухидэ, попросив его устроить общую репетицию в Адзути. В награду за «великолепную организацию» репетиции Нобунага поручил именно Мицухидэ проведение парада в Киото. Инициатива парада исходила исключительно от самого Нобунага, но он очень хотел, чтобы все выглядело как государственная церемония. Так, Нобунага ясно довел до сведения Мицухидэ, что в число участников парада следует включить «знать, которая пользуется поддержкой Нобунага». Целью Нобунага было «произвести сенсацию во всех более чем шестидесяти провинций [Японии]»[510]. Маловероятно, что парад был, как утверждают некоторые исследователи, проведен для того, чтобы принудить к покорности императорский двор[511].
Парад в Киото стал олицетворением вершины могущества всего режима Нобунага, поскольку не только члены его клана и вассалы прошествовали в полном боевом облачении. Это позволено было сделать Ксжоэ Сакихиса, Огимати Суэхидэ (1548–1612), Карасумару Мицуи Обу (1549–1611), Хино Тэрусукэ и Такакура Нагатака (1560–1607), а также членам семей, имевших тесные связи с сёгунатом Мурбмати, таких как Хосокава, Иссики, Исэ и Огасавара. Есть основания полагать, что перечисленные выше люди ни в малейшей степени не противились такой возможности. Синтоистского священнослужителя и политика Ёсида Канэми не пригласили; с плохо скрываемой злобой и разочарованием он отмечает в своем дневнике: «А я не должен участвовать[512]»?
Место проведения парада было выбрано поблизости от императорского двора. Нобунага остановился на площадке «к востоку от императорского дворца в Верхнем Киото», простиравшейся с севера на юг почти на километр. Вдоль центральной ее оси выставили столбы и возвели ограду. Сразу же за стенами императорского дворца, неподалеку от Восточных ворот, по приказу Нобунага соорудили временный дворец, с которого император в окружении аристократии мог любоваться величественным зрелищем парада[513]. Среди зрителей были и иезуиты Валиньяно, Фройс и Мехиа, а также несколько их японских собратьев. Естественно, что они также получили приглашение от Нобунага. Несомненно, что все действо предназначалось для того, чтобы явить и иностранцам, и японцам силу и могущество Нобунага.
Парад стал событием невиданного в Киото размаха. По словам Луиса Фройса, 1 апреля 1581 года в полном облачении проскакали или промаршировали около 130 000 человек. Парад продолжался с утра до «почти четырех пополудни», в нем приняли участие войска практически всех полководцев Нобунага, включая его сыновей с их «провинциальными отрядами». Кацуиэ, например, прибыл в Киото из провинции Этидзэн с «10 000 воинов и 10 000 слуг». Естественно, организация такого парада потребовала огромных расходов. Нобунага приказал вассалам потратить на облачение как минимум 1500 крузадо, а Кацуиэ, чтобы выглядеть подобающим образом, потратил 50 000 золотых монет[514].
Родственники, полководцы и вассалы Нобунага выезжали на место проведения парада в строго предписанном порядке. Не удивительно, что Фройс использовал слово «турнир» для того, чтобы донести до европейского читателя суть происходящего. Во всем происходящем не было ничего особенного, «просто каждый показывал изысканность и пышность своих одежд, лошадей и рассалов», но если говорить о масштабе действия, то парад в Киотб стал «самым впечатляющим, роскошным и дорогим из всех подобных церемоний, устроенных Нобунага за все годы». Понятно, что центральное место надлежало занять самому Нобунага: «Блеск его одеяний и украшений, сверкавших, как солнце, лишь добавлял великолепия всему турниру». Фройс аккуратно отражает в своих записях мотивы Нобунага: «Нобунага, устроив этот парад, хотел, чтобы его имя и слава гремели во всех уголках мира»[515]. Присутствие иезуитов добавляло происходящему особую необычность. Паланкин из ярко-красного бархата, подарок Нобунага от Валиньяно, во время парада несли перед Нобунага четверо человек. В середине праздника Нобунага сошел с коня для того, чтобы занять место в паланкине. [Он сделал это], чтобы подчеркнуть, насколько его статус отличается от остальных»