На улице уже собрались все поморы, что были в селе. В стороне, на песчаном берегу, вытащенные до половины корпуса, чернели в прибойной волне шлюпки с иноземных кораблей. К толпе возле старостиного дома медленно шли шестеро иноземных капитанов, заранее снявши шляпы. Их уже оповестили о судьбе убиенных купцов.
Великий князь оглянулся на капитанов, когда про них шепнул Шуйский.
— Тела им отдай, Шуйский, пусть тела заберут.
— А головы?
— Сейчас же вбей колья здесь, на берегу, и пусть татары посадят на них те головы мордами в сторону моря! Намёк всем приезжим!
Иноземные гребцы со шлюпок, мараясь в крови, потащили безголовые купеческие тела по лодкам. Головы открытыми безумными глазами смотрели в даль Белого моря.
За толмача выступил тонкий и сухой архангельский мужик, слегка хромоватый. Толковал он добротно, сразу за князем, будто эхом служил у Ивана Третьего.
— Немцы! — рявкнул великий князь. — Нонешнее дело... — он показал на кровящие головы, — есть наказ будущим заморским купцам и капитанам, возжелавшим посетить Русскую землю. Наказ простой: пришёл — плати, ушёл — плати, купил — плати. Тяготного ничего в тех платежах вашим купцам нет. А чтобы купцы лучше считали, с этого дня я оставляю здесь моих людей числом в сотню. Половина имеет пищали с огненным боем...
Староста рыбарей подсунулся сзади под плечо великого князя:
— Сотню людей, великий князь, обустроить же надобно. Избы жилые нужны, изба мыльная, изба столовая, изба сторожевая, изба счётная, подьяческая...
Иван Третий обернулся к старосте:
— Мудёр же ты, мужик! Раз имеешь такое правильное рассуждение, станешь здеся пока заместо воеводы. И с его правами. А избы... Ты правду баешь, зима катит. Но мне татары докладали, что по Двине сюда движутся плоты, сотня плотов отменного строевого леса. Вот из чего будешь избы ставить! Уразумел? Давай! Бери людей и шилом гони за плотами!
Тяжёлый, плотный капитан с большого английского корабля выступил вперёд и что-то зло проговорил. Толмач тут же перевёл англицкие глотательные звуки на чистую русскую речь:
— Говорит, что это его плоты плывут по Двине. Его купец их купил, он их хозяин. Хозяин двух тысяч брёвен!
— Надёжа Черемис! — крикнул, услышав перевод, конюший Шуйский.
— Погоди орать, — остановил любимчика великий князь. — Сам разберусь.
— Что ты! — испугался Шуйский. — Глянь, какая у него шея толстая. Два раза саблей махнуть придётся, чтобы этот вор голову уронил наземь. А тебе, великий княже, два раза махать сабелькой невместно!
— Годи, сказал! Разбор пойдёт в ином разряде. Слышь, англ! Сколько твоим купцом было уплачено за лес?
Англ ответил без раздумий.
— Не врёт, великий княже, что покойный его купец уплатил по три шиллинга за десяток брёвен, — шепнул толмач. — Только, по совести говоря, у нас не меньше двух шиллингов стоит каждое бревно. Лес-то в плотах — мачтовый! Одна лесина в десять сажень[54] длиной! Англ волокёт его к себе не дом строить, а корабли. И у них там такой лес идёт по пять шиллингов за бревно!
— Да, золото, а не лес. Я твой лес перекупаю, англ! Даю дороже — по три шиллинга за бревно! Плачу не серебром, плачу золотом!
— В тех плотах две тысячи строевых брёвен! — разошёлся считать толмач. — Это будет...
Шуйский подсказал сзади, тихо:
— На венгерские деньги выйдет самая малость — всего сто десять золотых дублонов за тот лес! По англицкому счёту. Даже выйдет с переплатой, великий княже!
Иван Третий отвязал от седельной сумы два кожаных кошля, подкинул их на руке.
— Ну, тут станет сто золотых. Полагаю, что хватит. Возьми расчёт англ!
Шуйский подскочил, переял у князя деньги, поднёс английскому навигатору. Делать нечего. Тот куснул несколько монет, потряс в руке. Тяжеленные монеты, золотые. Капитан сунул кошли в широкие карманы кителя, повернулся и пошёл к своей шлюпке.
— Теперь у меня слово к остальным корабельщикам. Я, великий князь Московский, государь всея Руси и володетель сих земель, забираю весь здешний товар под себя. На три года вперёд! Плачу золотом! Если давали честную цену за товар, что лежит сейчас в пузах ваших кораблей — плывите с миром. Если воровали, опрастывайте корабли. Старшинка! Считай!
