— Да, моя бабушка мне рассказывала...— Тут Бусыга споткнулся говорить. Не то скажешь — и тогда золото, что здесь должно быть, испарится.
— Тебе говорила твоя бабушка, где живёт древний твой Бог Бык?
— Да, говорила, но мне, маленькому, было смешно. Она говорила, что он живёт в воде.
— Она правильно тебе говорила, — ответил старый монах. — Когда твой Бог победил Дракона, он стал жить в озере Баал Кар.
— Байкал, — перевёл Тихон.
— Да, так иногда говорят. Раньше это озеро называли Ла Му, «Место, где спрятался Мудрый».
— Там, где живёт великий Бог, всегда должна быть чистая вода, хорошая рыба, крепкие берега, — продолжал старый монах. — И чтобы иметь чистую воду в озере Баал Кар, твой Бог распорядился устроить так, чтобы вода собиралась в чистых горах Тань-Шаня, потом выпадала росой на пески пустыни Гоби, процеживалась через них и далее, по огромным... трубам текла в озеро Баал Кар. Я вижу, как иногда тебя знобит. Здесь всех знобит. Это там, внизу, под землёй, вода охлаждается и начинает двигаться к озеру. А через эти башни выходит в небо лишнее тепло. И тогда внезапно становится холодно...
Да, в походах наслушаешься сказок пострашнее бабушкиных...
* * *
Когда поели и все стали укладываться для отдыха, монахи поманили Тихона и Бусыгу за собой. Тихон-мерген за эти дни стал вполне свободно говорить на древнем наречии. А Бусыге тот язык так и не дался.
В третьей башне, куда они вошли, на полу был нарисован квадрат. Простой чёрный квадрат. Монахи велели встать внутрь квадрата Бусыге и Тихону и сделали то же самое. Квадрат в полу стал опускаться вниз. Послышался далёкий шум воды, потянуло сильной прохладой.
Опускались они недолго, от поверхности земли саженей на десять. Тут квадратный кусок пола остановился и перед ними открылся высокий коридор. Монахи поманили Бусыгу и Тихона за собой. Бусыга всё же оглянулся — не уехал ли вверх тот квадрат? Нет, стоял на месте.
В коридоре ничего не светилось и факела не горели, но стоял лёгкий сумрак, можно было разглядеть и шов на своём халате. Бусыга разглядел и то, что из длинного коридора в стороны ведут проёмы. Без дверей.
Подошли к первому проёму. Бусыга внутри себя помянул чёрта. Огромная комната была засыпана золотым песком! Нет, не песком, а такими крупинками вроде зёрен ячменя. Так в русских деревнях, на ригах, собирают в кучи провеянное зерно, прежде чем его засыпать в амбары.
— Тебе надо такое золото? — спросил старший монах.
Бусыга только часто-часто закивал головой.
— Ну, так готовься его грузить.
— Сколько... можно... грузить? — спросил Бусыга, не в силах оторвать взгляда от этого жёлтого металла.
— Вес на вес будем торговать, — отозвался второй монах. — Вес воска и солнечного камня — на вес этого золота. Согласен?
— Да, — прохрипел Бусыга. — Весы у нас есть...
— И у нас есть, — хмыкнул монах. — Но мы достанем свои весы только тогда, когда к нам сюда, в монастырь Бога Будды, теперь станут приходить по десять паломников в день. Ты согласен?
— А куда я из колеи денусь? — ответил Бусыга поговоркой на русском языке.
Двух недель не прошло, а в город Хара-Хото стали приезжать паломники от самой реки Янцзы. По двадцать человек в день!
Бусыга и Проня сидели на толстой верблюжьей шкуре — от земли несло просто морозным холодом, и тёрли камни янтаря, с застывшими в них разными жужелицами. Тёрли грубой мешковиной, конской шерстью, а потом шкурой овцы. Напоследок натирали льном. Выходило красиво. Но бесполезно. В порошок растирать камень они не собирались. Проня верно подсказал Бусыге, что дома они сделают из золота оправы для украшений, а внутрь вставят эти гладкие камни с жужелицами. Потом поедут в Крым, на Карасубазар[126] и за большие деньги продадут те украшения!
Тихон-мергнен присел возле них, полюбовался янтарём.
— Надо уходить, — сказал Тихон. — Зима торопится сюда. — Двадцать дней хода отсюда до Кош-Агач. Вам надо успеть застать там караваны, что идут от Байкала в вашу сторону. Одним там нельзя ходить...
— А может, ты согласишься нас проводить до самой Москвы? — не удержался Проня. — Денег бы за это получил мно-о-о-го! И воины твои в обиде бы не остались.
