— Ваше величество желали знать истину. Она значительно больше сказанного, — продолжил Франциск-Илиан. — Восемь лет назад меня пригласил в гости Второй из Пяти — настоятель максимиановского монастыря, хранитель Бездонного Провала и ваш собрат по тайному ордену. Он поведал мне о вашей организации и предложил вступить в нее. Тою же ночью я увидел чудовищный сон: мироздание гибло, рушась в бездну Провала. Было ясно, что сон связан с орденом и являет собою божественную подсказку. Но он мог означать любую из двух полярностей! Либо орден может спасти мир от катастрофы — тогда я обязан отдать ему все свои годы и силы; либо, напротив, орден и есть источник опасности — тогда мой долг поднять войска и своею властью стереть все следы его существования. Выбор был сложен, а ставки высоки. Я не стал спешить. Восемь лет я изучал труды Прародителей и нашел в них те скрытые знания, о которых говорил Второй из Пяти. Я отправил большинство своих вассалов с задачей: собрать сведения о вашем ордене. Так я узнал, что это вы подсказали имперским ученым идею волны, а сами остались в тени. Мне пришлась по душе ваша скромность. Вы научились изготавливать правдоподобные подделки Священных Предметов — что есть святотатство, но и свидетельство высокого мастерства. Вы обзавелись весьма скрытными врагами — и это говорит в вашу пользу. Наконец, открытые вами свойства Мерцающих Предметов настолько удивительны, что кажутся сказкой…
Слушая речь пророка, Герион все больше удивлялся: за восемь лет он не слыхал ни о тайном ордене, ни о каких-то секретных опытах. Очевидно, все письма, касавшиеся этой темы, пророк писал и запечатывал сам, а не диктовал адъютанту. Видимо, прежде Франциск-Илиан не слишком доверял Гериону, но теперь-то начал доверять — иначе не раскрывал бы столь сокровенных секретов! Столь же ясно и то, что злодею Менсону несдобровать: он стал свидетелем тайны и теперь окончит дни в какой-нибудь болотной темнице! Радость окрыляла Гериона при этих мыслях. Он уже видел себя первым министром Франциска-Илиана, вернувшегося ко власти, чтобы вершить дела тайного ордена.
Как вдруг речь пророка странно и шокирующе изменилась.
— Но одного вассала я оставил при себе — самого недалекого и алчного изо всех. Я доверял ему менее важные из своих тайн и диктовал письма, представляющие мало интереса. Как я и ожидал, этот глупец принялся во всю прыть торговать моими секретами. Следя за Герионом, верные мне люди выяснили, кто покупает у него мои секреты. Одна ниточка привела к вам, лорд Эммон, другая вывела на моего сына. Остальные нити, будучи размотаны до конца, укажут нам моих и ваших врагов. Используя Гериона, мы сможем впредь кормить их ложными сведениями. Вот потому, ваше величество, я и назвал Гериона своим подарком.
Сложно представить, какая буря взвилась в душе обманутого адъютанта. Злость и обида вскипели в нем, прорвавшись словами:
— Вы должны были освободить меня! Я всего лишь просил избавить меня от клятвы!
Пророк надменно искривил губы и заговорил тоном, более подходящим королю, чем святому:
— Милейший, вы позабыли, что такое вассальная клятва. Полагаете, это контракт, который можно расторгнуть? Вы заблуждаетесь. Я никуда не отпущу вас. Отныне и впредь единственным делом вашей жизни будет — снабжать моих врагов теми сведениями, какими мне будет угодно. И берегитесь, если кто-нибудь заподозрит подвох!
«Будь проклят, жестокий лицемер! — мысленно вскричал Герион. — Пусть накажут тебя боги!» Его нечестивая мольба была услышана.
Заинтересованный долгой речью, Менсон поднялся на ноги и повернулся к пророку. Глазки семян корзо узрели мишень на пророчьем балахоне. Их движение было столь стремительным, что никто не заметил его — лишь Герион. О, нет, теперь он и не подумал кинуться наперерез!
За секунду — прыжок, точка, прыжок — семена настигли жертву и впились ей в спину.
— Ай, — сказал пророк.
Он попытался почесать поясницу, но не дотянулся. Счел за лучшее забыть странный зуд и обратился к Леди-во-Тьме:
— Теперь, ваше величество, мои симпатии почти целиком на вашей стороне. Мне недостает одного: трактовки первого сна. Может ли тайный орден дать ее? Знает ли опасность, грозящую миру?
