– Чего – всегда? – чуть рассерженно спросил Вадим.
– Ну, так, – старик прошаркал к шкафчику, достал кипятильник. – Повечеряем, и на боковую.
– И телефон глючит, – покосился Вадим на аппарат, из-за высоких рычажков-контактов здорово похожий на голову лося. – Отрежет нас, и никуда не пробьемся. А если Брыкин проверит? Скажет – вас там не было, и пинка под зад.
– Брыкин ночью спит, – убедительно, как маленькому, сказал Кузьмич. – А позвонит, так проснемся. Я к телефону корабельную сирену подключил – не захочешь, а вскочишь.
– Не, я все же пойду посмотрю, – Вадим подтянул ремень и потрогал резиновую рукоять дубинки. – Это какой цех сигналит?
– Сиди, не ходи, – поманил к столу дед.
– Ты, Кузьмич, на пенсии, а я на ставке, – сердито разъяснил Вадим. – С тебя спрос, как с покойника, а меня трясти будут.
– Послушай-ка, – тихо сказал старик. – Я тут сорок семь лет, от гудка до гудка проработал, и много чего знаю. Сказано: «Сидеть и караулить» – вот и делай, что велят.
Где-то за стенами дежурки глухо проурчал и стих автомобильный двигатель. Послышался невнятный гомон голосов и стук шагов. Показав прижатым ко рту пальцем «Тсссс!», Вадим на цыпочках прошел сквозь темный тамбур и неслышно приоткрыл дверь во двор.
Но ворота были закрыты, на заводском дворе ни души. Голоса и шаги, затихая, удалялись от дежурки по пустому месту. Ветер свистнул, плечи Вадима тряхнуло ознобом – бррр! – и он поспешно затворил дверь.
– Поймал? – с хитрецой спросил Кузьмич, заваривая чай, когда растерянный напарник вернулся из тамбура.
– Там кто-то был, – шепнул Вадим, словно боясь, что его услышат.
– Был, не был, тебе что за беда? – Кузьмич выглядел равнодушным, но при этом как-то прятал взгляд.
И снова снаружи – приглушенный рокот мотора, опять шорох подошв и невнятные разговоры.
– Это ж целая банда! две бригады! – проговорил Вадим панически, не зная, куда кинуться. – Ползавода сопрут, как потом отчитываться будем?!.. Кузьмич, запирай на замок, гаси свет! Отсидимся. Я сейчас позвоню!
Вадим взялся за телефон.
– Алло, милиция? – спросил он, когда после недолгих гудков на том конце сняли трубку. Кузьмич молча усмехался, будто его ничего не касалось, и не ходили по заводу воры.
– Заводоуправление, Мелехов у телефона, – ответил четкий мужской голос. – Говорите.
– Извините, – Вадим бросил трубку и, чертыхаясь, повторил набор, губами проговаривая: «Ноль, два!»
– Алло, это милиция?!
– Прекратите шутить, – отрезал голос. – В военное время за такие шуточки наказывают по всей строгости.
– Это пост охраны! – выкрикнул Вадим. – Дежурный Калюгин! На территорию проникли…
– Плохой вы дежурный, товарищ Калюгин, – в голосе появился оттенок презрения. – Посторонних на заводе нет. Несите службу и не отрывайте от дела занятых людей.
Щелкнул контакт, связь прервалась. Вадим выпучился на Кузьмича:
– Ты… почему не сказал, что завод работает?!
– Кому работает, кому и нет, – уклончиво ответил Кузьмич. – С Мелеховым говорил?
– Кто такой Мелехов?
– Главный инженер. Жесткий мужик; ты в третий раз его не беспокой – костей не соберешь. Он в ночную смену старший.
– Дурь какая-то. Чего-то он мне про военное время понес… Заказ оборонки, что ли? А шеф завод на снос купил.
– Заказ, заказ, – покивал Кузьмич, – большой заказ. Время-то какое, сам знаешь.
– Тогда тем более надо пройти по заводу, – приободрившись, Вадим шагнул к выходу. – Если положено, то надо. Покажем, что мы не чаи гоняем.
– А я бы не пошел, – предложил Кузьмич свой вариант. – Если Мелехов на аппарате, значит и смотреть нечего.
Вадим спорить не стал, но поступил по-своему.
* * *
На заводском дворе было не черным-черно, а как-то тускло, словно ночное мерцание города отражалось от низкого облачного покрова, и тот излучал рассеянное серовато-синее свечение, поглощая тени и размывая контуры. В этих расплывчатых потемках шла к цехам очередная группа ночной смены. Матовые стекла некоторых цехов тлели слабым светом, будто в цехах горели свечи, а не лампы – но свет этот был мутно-голубым, газовым. Завод освещался не ярче, чем кухня – одной горелкой на плите. Мимо Вадима протопал, поспешая, какой-то работяга—тень промелькнула, и все. Но, пройдя на несколько метров вперед, человек остановился – зыбкий, теряющийся в тусклом свете окон.
