Яблоневая долина - страница 84

Шрифт
Интервал

стр.

– Долго висел шар в нигде, рос потихоньку, становился планетой. Появились на ней горы и впадины, реки и озёра. Завелись животные, рыбы и птицы, – продолжал Глеб. – А тот океан так и остался прежним.

Пришу показалось, что Глеб выдумывает сказку на ходу. Ну и пусть. Зато можно отвлечься ото всего. Они так притомились: и телом, и духом.

– Все ходят мимо океана и думают, что это обычная лужа, которая разливается ранней весной в центре города и не высыхает до поздней осени. Люди идут и плюют в лужу от злости. И никто не знает, что твари в ней только и ждут, чтобы тоже вырасти. – Глеб выдержал зловещую паузу и закончил: – И тогда они выйдут и сожрут всех.

Приш не выдержал и расхохотался – он любил такие истории. Особенно когда собирались с парнями по вечерам у костра. Тут кто кого переплюнет в сочинительстве. Мёнгере сказка тоже понравилась.

И тут Глеб неожиданно произнёс:

– Мёнге, когда мы дойдём до радуги, выбери нормальный мир, чтобы вернуться. Мой, например. Я буду этому рад.

Она промолчала, но Глеб не отставал:

– Пообещай! Если загадаешь не для себя, то попадёшь снова в пустыню.

Приша словно в снег уронили: зачем Глеб вспомнил о дороге? Не хотелось думать об этом. Но… Приш прокрутил слова Поэта. И он, и Глеб могут попросить что-то другое. Ну не попадёт он домой, не велика потеря. Вообще-то, велика, но он потерпит. Да и Глеб запросто к себе возвратиться может. А у Мёнгере выбор в желаниях невелик – на кону её жизнь.

– Или давайте с Глебом к нам в Яблоневую долину, – предложил Приш. – Не пожалеете. Знаете, какие у нас люди хорошие? И яблок много.

Глеб его поддержал:

– Приш дело говорит. Так что подумай.

А Мёнгере ничего не ответила.

Глава 41. База под куполом

Он снова падал вслед за Мёнгере, крылья не хотели раскрываться. Глеб понимал, что дар спит в нём, потому и крылья отказываются служить. Он тянул руки к Мёнгере, но та ускользала. Слова не хотели появляться на свет. Тело ломило, Глеб корчился от боли. И когда, казалось, встреча с землёй была неизбежна, из Глеба вырвалось:

Жизнь летит, натянув вожжи,
Как струна, на разрыв – нервы…
Пусть на плаху талант сложён –
Я останусь себе верным.
Стих запретным плодом зреет,
Но без смысла стихам – амба!
Мысль, распятая на хорее,
Воскресает в мозгу – ямбом.
То орлом надо мной кружит,
То, как Землю, меня вертит…
И кому это всё нужно?
Кто поэта судьбу чертит?

Крылья расправились рывком. Глеб впервые ощутил их с того момента, как очнулся от наркоза. Когда до поверхности остались считаные метры, он подхватил Мёнгере. Крылья дрогнули от двойной тяжести, но удержали. Глеб прижал к себе девушку и завис в воздухе.

Не Пророк я! Не Мессия!
Но пою о любви к ближним,
Только люди вокруг – глухие,
И кажусь я себе – лишним.

Он шептал стихи Мёнгере на ухо, гладил волосы и никак, никак не мог расцепить объятия, хотя они уже стояли на дне ущелья. Словно боялся потерять вновь.

Они так долго шли вместе, и только недавно Глеб осознал, что за девушка рядом с ним. А стихи заполнили собой мир, принося в него надрыв и страсть:

Продираюсь к людским душам,
Ветер в грудь, штормовой, встречный!
Но не принято тех слушать,
Кто ещё не ушёл в вечность…[15]

Глеб вскочил, хватая воздух ртом – во сне он перестал дышать. Неужели свершилось?! Он снова научился соотносить кровь и любовь-морковь? И это ощущение, когда душа парит от счастья, что всё получается. Глеб постарался вспомнить строки и не смог – видение стёрлось. Но ничего, получилось один раз, выйдет и во второй.

Он осмотрелся и тут же разбудил остальных: ночью они вновь переместились. Обычно переход происходил во время пути. Будто кто-то накладывал один мир на другой, размазывал их очертания. А потом – раз, и они оказывались в другом пространстве. А сейчас словно кто-то намеренно ускорил события. У Глеба заныло сердце от волнения и надежды: неужели они скоро доберутся до радуги?


Путники находились в странном месте: над головой виднелся стеклянный купол. О его назначении думать не хотелось: возможно, за его пределами нет кислорода. Пол состоял из каменных плит тёмно-шоколадного цвета. И больше ничего. Какой-то искусственный мирок. А они – подопытные животные, за которыми наблюдают.


стр.

Похожие книги