Работа «на дому» и в командировках стала истинным спасением. Я нуждалась в ней, как утопающий в спасительной соломинке. Чтобы совсем не одичать, не забыть, как общаться с людьми, не забыть какие они — эти люди. Дар и служба позволяли ощущать себя полезной, причастной к чему-то большему, справедливому и нужному. Я не представляла себя без работы, хотя на собственные счета в банке могла безбедно существовать еще уйму времени. Казалось, уйду с должности, и ничего в жизни не останется. Ничего. Пустота.
Дзиннн… Дзиннн… Дзиннн…
Такси. Момент истины.
Пока ярко оранжевая машина неслась к цели, я все сильнее накручивала себя, в ужасе пытаясь угадать — что сделала неверно, чем нагрешила. И чем ближе подлетало такси к знакомому синему офису, тем все отчаянней колотилось сердце, все труднее становилось нормально мыслить. Когда подошла к кабинету Элдара Масгатовича, меня трясло изнутри. Минуты сменяли друг друга, а я замерла перед белой пластиковой дверью, не в силах справиться с волнением. Оно упорно рвалось наружу — неровным дыханием, дрожью в пальцах.
С огромным трудом совладав с собой, я вошла, морально готовясь к худшему. Но шеф по тарелочкам неожиданно тепло поприветствовал, мигом разрядив атмосферу. Предложил располагаться как дома. Мне надо было еще тогда насторожиться! Уж слишком он старался…
Где была интуиция индиго? Почему не сработала?
Я устроилась в кресле, у стола Элдара Масгатовича, и расслабилась на мягком сидении из натуральной кожи. Начальник позволил прийти в чувство. Не мешал, не торопил. Сел напротив, откинулся на спинку кресла и наблюдал с непроницаемым лицом профессионального агента. Сколько бы ни оттрубил он в кабинете, а былую выучку не пропьешь.
Стоило успокоиться, настроиться на рабочий лад, Элдар Масгатович выпрямился, растянул губы в неестественной улыбке и сообщил, что мне предстоит сменить коллегу на скандальной Муританне. Ничего себе! Задание с подвохом! В груди снова тревожно екнуло, ком в горле не желал сглатываться.
Увы! То были лишь цветочки. Не давая мне опомниться, Элдар Масгатович посерьезнел и предупредил, что мы ждем второго агента. Он будет сопровождать меня в почти наверняка провальной командировке. И он очень хорош в скользких делах, вроде нашего.
Едва Элдар Масгатович закончил свою речь, вновь откинулся на спинку кресла… в кабинет решительной походкой вошел Вайлис Рамс.
Я встретилась с ним глазами и… похолодела. Казалось, сердце вот-вот выпрыгнет из груди и забьется на полу, словно беспомощная рыба на берегу.
Почти осязаемо ощущая на себе цепкий взгляд матерого агента, его повышенное внимание, я едва дышала.
Он… меня… узнал. В голове воцарился сумбур, мысли путались, ускользали. Как это вообще могло случиться? Это же невозможно! Невероятно! Он не мог узнать меня, не должен был! Но… узнал.
Казалось, земля ушла из-под ног, и там, внизу разверзлась пропасть, грозя поглотить меня в одно мгновение. А заодно, засосать и остальных индиго — тех, кто верил, что я сохраню наш секрет.
Никто, кроме самих индиго не знает всего о наших способностях. Ни ученые, ни врачи, ни чиновники, что выдают нам особые удостоверения личности, отмечают каждого нового сородича. Каждый из нас уникален, каждый может такое… Разнюхай об этом люди, не видать нам свободы, не видать гражданских прав. Сидели бы в клетках и работали на правительство, когда того требовала ситуация. А то и вовсе пополнили бы список анонимных объектов исследований какой-нибудь сверхсекретной лаборатории.
Вайлис должен был забыть те мгновения. Также, как и все остальные, оживленные мной люди. Также как все воскрешенные даром индиго с огнем в крови — любого из нас. Они же всегда забывают! Ну как же так?
Хлипкая надежда на то, что Вайлис спишет все на видения, на фантазии умирающего мозга, испарилась. Он смотрел на меня такими глазами… Не знаю как объяснить…
Чудилось — еще секунда и Вайлис в подробностях расскажет обо всем, что между нами было. Нарисует карту моих родинок, шрамов… эрогенных зон. И только начальник по тарелочкам мешает его откровениям.
Огромным усилием воли я заставила себя расправить плечи, вытянуться струной и сделать вид, что слушаю Элдара Масгатовича. Но его слова терялись, уходили за границы восприятия. Я только и думала, что о Вайлисе, и честила себя, на чем свет стоит.
