А мистер Доджсон великодушен, я прочла это в его глазах. Он желает мне счастья… «Да будем мы счастливы»…
— О, Лео! — И все же сердце у меня упало. Почему мистер Рескин не упомянул мне о письме к королеве раньше? Разве не сказал бы он мне этого, если действительно желал нам помочь?
— Что такое, дорогая? У тебя такой расстроенный вид… тебе холодно? Вот, возьми мой фрак… я забыл про твою накидку. — Качая головой, он с выражением милой обеспокоенности — как человек, который рад вдруг оказаться ответственным за другого, — снял с себя фрак и накинул мне на плечи.
— Спасибо, — поблагодарила я, глядя на него снизу вверх.
Руки Лео задержались на моих плечах. Он наклонился и поцеловал меня почти с благоговением. Его губы, его мягкие, полные губы ждали большего. Он сел рядом со мной на скамью и сжал меня в объятиях.
Я, ахнув от неожиданности, чуть отстранилась, мои руки и ноги ослабли, и лишь руки Лео продолжали удерживать меня. Я вдруг почувствовала, что хочу продолжения, и, с жадностью прильнув к губам Лео, ощутила вкус его языка. Моя рука обвила его шею. В животе вдруг возникло какое-то странное трепетание, и я вскрикнула, требуя большего.
И Лео был рад мне дать желаемое. Он склонился и начал наваливаться на меня всем телом, пока наконец я уже не могла больше удерживаться в вертикальном положении. Я отклонялась назад, опускаясь все ниже и ниже, и вот моя спина почти уже коснулась скамейки.
— Я… я… о, дорогая! — Лео вдруг отпрянул, освободился из моих объятий и отодвинул меня за плечи. Руки его дрожали. Он тряхнул головой, словно желая прояснить мысли.
Вглядываясь в его лицо, я все еще желала продолжения, все еще желала обладать им. Я стремилась к такому обладанию, чтобы ничто — ни слова королевы, ни слова мистера Дакворта или мистера Рескина — не могло разлучить нас.
— Да, Лео? — Отчаянно пытаясь выпрямиться, я почувствовала, что мои волосы распустились, и увидела блестевшую на земле возле скамьи бриллиантовую заколку Эдит. С тревогой я взглянула на принца. Мне так хотелось угодить ему.
— Боюсь… нам не стоит заходить слишком далеко… по крайней мере сейчас. Мы должны подождать, моя дорогая. — Лео сжал руки в кулаки и долго сидел так, затем наконец разжал их и снова с улыбкой повернулся ко мне, хотя я заметила, что он все же не смог справиться с тяжелым дыханием.
— О! Да, конечно, я понимаю. — Я действительно понимала, что у мужчин все по-другому: им гораздо сложнее сдерживать страсть.
— Впрочем, надо признать, дорогая Алиса, целуешься ты очень умело. Словно тебя уже целовали раньше, причем неоднократно!
Я знала, что он дразнит меня. Его глаза блестели в ожидании моего ответа, и я ему лукаво улыбнулась:
— Да, целовали… вы же и целовали меня!
— Ах, оказывается, я гораздо талантливее, чем полагал. — Очень осторожно, словно боясь об меня обжечься, Лео положил ладонь на мою руку, и мы так сидели некоторое время молча, пока наше дыхание не успокоилось. — Но ты сбила меня столку. Я, кажется, говорил о чем-то очень серьезном, о деле, важном для нас обоих.
— Да, конечно… продолжайте, пожалуйста. — Я постаралась, чтобы мои слова прозвучали так же непринужденно, как и его, хотя в это время боролась с поднимающейся во мне паникой. Может, я оказалась чересчур нетерпеливой и тем самым отпугнула его? Сознавая, что во многих отношениях равна ему, я всегда держалась с Лео уверенно, но тут вдруг оробела и уже не видела себя на одном с ним уровне. Исполнение моего заветного желания казалось таким близким, что лишило меня способности соображать, принимать решения, действовать.
— Как я тебе уже говорил, я написал маме, и она понимает, кому принадлежит мое сердце. Оно, конечно же, отдано тебе. А сегодня днем я получил от нее послание, весьма обнадеживающее послание…
— Алиса! Алиса! — послышался чей-то странный голос.
Мы с Лео испуганно подняли глаза. К нам кто-то бежал по рыночной площади.
— Алиса… Вот вы где! Мы ищем вас повсюду! Идемте скорее… нам нужно немедленно ехать! — Это был Уильям Скин. Рубашка выбилась у него из-под пояса брюк, пальто еле держалось на плечах. Он наклонился, упершись руками в колени, пытаясь отдышаться, а когда поднял голову, я в свете луны увидела, как мертвенно-бледно его лицо.
